Книга Дай умереть другим - Сергей Донской

– Да, солидная сумма, – подтвердил Громов. – Но теперь у тебя требуют полтора миллиона, которых у тебя нет. И на карту поставлена Анечкина жизнь.

Алан шумно втянул в себя чай. Даже в этот простой звук он умудрился вложить толику своего невысказанного негодования.

Покосившись на него, Ленка опять позволила волосам упасть на поникшее лицо. Они служили ей своеобразной ширмой.

– Я пыталась объяснить этим ублюдкам, что деньги были чужие, – сказала она с надрывом. – Но они ничего не хотят слушать. Вбили себе в голову, что я миллионерша, и точка.

– Насколько я понял, операцию ты провернула еще три дня назад, – медленно произнес Громов. – А вымогатели позвонили вчера ночью. Это плохо.

– Куда уж хуже! – у дочери вырвался нервный смешок.

Громов продолжал размышлять вслух, не отвлекаясь на эмоции:

– Это означает, что у вымогателей больше нет доступа к информации о состоянии твоего счета. Кто-то случайно пронюхал про перечисленные тебе полтора миллиона и решил прибрать их к рукам. Осведомитель рэкетиров не банковский служащий, иначе сумма выкупа была бы реальной – семьдесят пять тысяч, ну, сто, от силы. А наводку дал посторонний человек…

– Зинчук? – предположил Алан. – Отвратный мужик, между прочим. Он Елену в ночной клуб приглашал, как бы для того, чтобы закрепить деловые отношения… Знаем мы эти деловые отношения!

Со своими широкими плечами и не менее широким тазом Алан выглядел внушительно и непоколебимо. Таких людей трудно убедить в чем-либо, а уж переубедить – и вовсе невозможно. Поэтому Громов обращался в основном к Ленке:

– Зинчуку лучше всех известно, что его полтора миллиона отправились по назначению… Или нет? – Он внимательно посмотрел на дочь.

– Да что ты, папа! – встрепенулась она. – Я же не кидальщица какая-нибудь, не воровка!

– Уже легче, – констатировал Громов. – Итак, наводку дал человек, мало сведущий в банковских операциях. Чей-нибудь знакомый, родственник… С кем ты имела дело в своем «Интервест-банке?»

Прежде чем ответить, Ленка зачем-то заглянула в свою чашку:

– Меня обслуживала оператор Рая Светлицкая… Или Светличная?

– Ты меня спрашиваешь? – поинтересовался Громов.

– Нет, все-таки Светлицкая, – пробормотала Ленка. – Светличная – это актриса из «Бриллиантовой руки».

– Светличная, Светлицкая! – занервничал Алан. – Какая разница?! Мало ли кто имеет доступ к компьютерной сети банка?! Сейчас столько разных хакеров-шмакеров развелось, что просто жуть! – Он шумно засопел. – В первую очередь следует позаботиться о спасении Анечки, а уж потом искать виноватых, правильно? – Дождавшись от тестя кивка, который легко было принять за согласие, Алан сменил возмущенный тон на доверительный: – Собственно, мы, Олег Николаевич, пришли, чтобы посоветоваться с вами, куда лучше обратиться с нашей проблемой. Вы все-таки в ФСБ столько лет проработали, должны знать эту кухню…

– Советы дают глупцы, а следуют им и вовсе круглые идиоты. – Громов смотрел прямо перед собой на оконное стекло, покрытое оплывающими каплями дождя. – Лично я предпочитаю делиться информацией или давать инструкции.

– Да, уж будьте так любезны, просветите нас, темных. – Собственная улыбка, наверное, представлялась Алану саркастической. Но со стороны он выглядел так, будто только что хватил стакан уксусу.

– Вашим делом будет заниматься УВД, то бишь милиция, – сухо пояснил Громов. – Более неповоротливый механизм трудно себе представить. Для того чтобы поставить ваш телефон на прослушивание, следователю придется завести дело, получить соответствующую санкцию в прокуратуре и так далее и тому подобное. Только это не главная беда. – Громов раздавил окурок в пепельнице. – Хуже всего, что к операции будет подключен СОБР или ОМОН. Служат там ребята бравые, спору нет. Автоматы, маски, специальное снаряжение. Но…

– Что «но»? – Ленка вскинула на отца лихорадочно заблестевшие глаза.

Он заметил это, однако продолжал смотреть в окно.

– Полагаю, вымогатели вас предупреждали, чтобы вы не обращались в милицию?

– Ну да. Угрожали, что в противном случае Анечку…

– Я понял, – перебил Громов, не желая слышать продолжения. – Теперь представьте себе, – предложил он, – сколько людей будет в курсе событий, после того как вы напишете заявление. А еще представьте, что вымогатели установили за вами наблюдение. Или прослушивают ваш телефон.

Алан вскочил и заметался по кухне:

– Я не раз видел телевизионные репортажи об освобождении заложников! – гудел он, неодобрительно косясь на тестя. – Как правило, все подобные операции проходят успешно. Ведь действуют специалисты своего дела, настоящие профи.

– Телевизионные репортажи. – Громов покачал головой. – Если бы кому-то вздумалось показывать зрителям провалившиеся операции, то для этого пришлось бы организовать специальную еженедельную передачу под девизом: «Хотели, как лучше, да не получилось, приносим свои соболезнования».

– Я собственными ушами слышал, что в девяноста случаях из ста…

– Даже в девяноста девяти случаях, – оборвал Громов зятя. – Но только не из ста, а из тысячи. Просто обнародование подобных данных вызвало бы всплеск преступлений подобного рода.

– И что вы предлагаете? – желчно поинтересовался Алан. – Мы должны сидеть и ждать сложа руки?

– Именно, – подтвердил Громов. – Во всяком случае, пока. Во сколько вам обещали позвонить?

– Между десятью и полуночью, – ответила Ленка совершенно упавшим голосом.

– Вполне достаточно времени, чтобы повидаться с Раей Светлицкой. – Громов встал. – Если она замешана в этой истории, то я выйду на ее сообщников и все улажу.

– А если нет? – прищурился Алан. – Если у вас ничего не получится?

– Тогда и решим, что делать дальше, – просто сказал Громов. – Лена, у тебя есть пропуск в банк?

– Конечно, но он выписан на мою фамилию. И фотография на нем тоже моя. – Перехватив укоризненный отцовский взгляд, Ленка слабо улыбнулась: – Ах да, я же забыла, что ты у нас боец невидимого фронта и подделать документ тебе раз плюнуть.

– Бывший боец, – поправил ее Громов.

Хотя он смотрел не в окно, а прямо на дочь, его глаза сохраняли оттенок предрассветного неба. Ровный серый свет, лучшее определение которому: пасмурный.

2

Когда тебе за сорок и все твои лучшие воспоминания умещаются в сплющенной пуле, которую ты носишь на кованой стальной цепочке, каждая осень невольно кажется тебе последней, как в бессмертном хите старины Шевчука.

С каждым годом небо опускается все ниже над твоей головой, а рваные тучи несутся по нему все быстрее, как время, отпущенное тебе для того, чтобы успеть что-нибудь сделать в этой жизни. Ненастных дней почему-то становится больше, погожих – меньше. А дождевые капли с каждым годом кажутся все холоднее и холоднее…