Книга Играй победу! Путь Империи - Владимир Мащенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Белый цвет льда причудливо смешался с кровавым, красным, будто у невской Иордани пали давние двуцветные хоругви польских мятежников приснопамятного восемьсот тридцатого года…
* * *
Потом был траур. Было дознание – кто виноват, кто допустил, кто и что в этот момент делал, почему именно так, а не иначе, почему оказался там, а не в ином месте… Карательно-дознавательная машина государева сыска заработала во всю мощь.
– Итак, прошу вас, представьтесь!
– Штабс-капитан Кольцов, Шестнадцатый сибирский полевой дивизион.
– Что вы делаете в Петербурге?
– Находился на излечении в общине святой Татьяны, а по излечении – в краткосрочном отпуску.
– Хорошо, проверим. Где вы проводили отпуск?
– Дома. Родители мои живут на Обводном канале, в доме четырнадцать.
– Как можно догадаться, ваш дивизион находится в воюющей армии. Когда вы должны были вернуться в свою часть?
– Предполагал выехать числа десятого.
– А как вы оказались у места происшествия?
– Как и все. Хотел присутствовать при водосвятии.
– Отчего же вы пришли именно ко дворцу, а не в любой иной храм Петербурга?
…Вопрос – ответ, вопрос – ответ, вопрос – ответ… Первый, второй, третий час прокручиваются стрелки на циферблате тяжелых кабинетных часов… То же самое происходит в десятках других кабинетов, где десятки чиновников опрашивают сотни свидетелей и подозреваемых. Наконец чиновник пододвигает папку с исписанными листами: «Прошу вас, Андрей Викторович, подпишите вот здесь и вот здесь», закрывает ее и, поднявшись, произносит:
– Благодарю вас, господин штабс-капитан. Не смею более задерживать! Вот ваш пропуск…
Российская империя была погружена в траур. На кораблях до половины были приспущены Андреевские флаги. Портреты покойного императора Николая II во всех казенных учреждениях, да и во многих магазинных витринах затянуты черным крепом. Над воротами домов бессильно треплет ветерок траурные ленты у трехцветных флагов. Столица умолкла. Изредка прозвенит по рельсам конка, прошелестит шинами пролетка легкового извозчика, суетливо прошмыгнет по панели пешеход.
Петербург насторожен. Позавчерашняя трагедия у Зимнего дворца испугала власти. Регентом при пятимесячном сыне покойного Императора, Алексее, провозглашен Великий Князь Николай Николаевич, дядя покойного Николая II.
Своим авторитетом и железной волей Великий Князь быстро подавил попытки встать в оппозицию к нему, в первую очередь исходившие от вдовствующей императрицы Александры Федоровны. «Ее Величество для меня – прежде всего немка, и лишь потом – мать наследника!»
Петербург накаляется. С седьмого числа в городе бастуют все заводы и фабрики. Из окрестностей вызваны войска для усиления гарнизона. Рабочие ведут себя спокойно. Великий Князь Николай Николаевич вчера отдал распоряжение об отмене военного положения в столице: «Мастеровые – не японцы, воевать с ними не годится!»
На заводских окраинах у помещений «Союза фабрично-заводских рабочих» скапливаются толпы манифестантов. Еще три дня назад они собирались идти с петицией о своем бедственном положении к Николаю II. Сегодня же они должны будут молить о снисхождении пятимесячного невенчанного царя Алексея II. Разумеется, сам он сейчас ничем им не мог бы помочь, но, по слухам, оберегавший двоюродного внучатого племянника Николай Николаевич по широкой натуре своей был похож на своего покойного дядьку, Александра III, и потому едва теплившаяся надежда в сердцах русских рабочих разгоралась все жарче. Толпы сжимаются, строятся в колонны, идут, идут, идут… На перекрестках сливаются в одну большую общую колонну. Впереди на расшитых полотенцах несут образа, высоко над рядами плавно в такт шагам шевелятся церковные хоругви. Во главе с несколькими активистами священник Георгий Гапон. Сотни голосов торжественно и печально тянут: «Спаси, Го-о-осподи, лю-у-уди тво-о-оя-а-а…»
По сторонам толпы бегут дети. Полиция не только не препятствовала процессии, но сама без шапок шла вместе с рабочими. Два полицейских офицера, также без шапок, идут впереди колонны, расчищая дорогу и направляя в сторону встречавшиеся экипажи.
У Нарвской заставы цепь солдат по команде подскакавшего полковника разомкнулась и пехотинцы выстроились в две взводные колонны. Винтовки – «К ноге», шапки – «На молитву» сдернуты с голов, покоятся на сгибе руки. Вдоль проспектов центра столицы живыми монументами стоят парные верховые разъезды драгун и казаков. На перекрестках – вооруженные полицейские.
Все медленней движется многотысячная колонна. Затесавшиеся в толпе эсеровские дружинники стискивают потными пальцами в карманах пальто согретые живым теплом рукояти «велодогов» и «браунингов».
* * *
В Зимнем дворце Великий Князь Николай Николаевич вызвал к себе министра внутренних дел Святополк-Мирского.
– Павел Дмитриевич, вы с Коковцовым сумели убедительно доказать необходимость отмены режима военного положения в столице. Надеюсь, это решение не окажется ошибочным. Однако, как мне доносят по телефону, рабочая манифестация уже вошла в центр Санкт-Петербурга и направляется ко Дворцовой площади. Однако ранее речь шла только о том, чтобы шествия проходили не далее окраин. Что происходит, потрудитесь объяснить.
– Ваше Императорское Высочество! Рабочие идут к вам, чтобы подать петицию с верноподданническими мольбами о помощи и поддержке! Однако же в их среду затесались смутьяны из разного рода нелегальных кружков, которые и подбивают работников идти далее заранее отведенных для шествия мест.
– И что же это за «смутьяны»?
– Главным образом они принадлежат к организации социал-революционеров, есть и анархисты, и марксисты…
– Бомбист на бомбисте сидит и браунингистом погоняет! Черт знает, что такое! Почему же их заранее не задержали?
– Так ведь, Ваше Императорское Высочество, формально-то не за что! Доказать бомбизм большинства из них пока что не удается, а по одному только подозрению хватать – так ведь сразу и отпускать пришлось бы. От этого полиции толку нет, один лишь позор и поношение…
– Ладно. Черт с ними: после разберетесь. А что за петицию несут манифестанты?
– Так что не могу знать!
– Ну так узнайте! Кто назначен принять у них петицию?
– …
– Та-а-ак… Раз так – то извольте-ка, Павел Дмитриевич, самолично и толпу остановить, и петицию у работников принять, и тотчас мне ее доставить! Думается, много времени это у вас занять не должно: вон, пение уже в моем кабинете слыхать! А от Невского через Дворцовую площадь до дворцового здания не более чем за пять минут скорым шагом дойдете! Ступайте же!
* * *
«Мы, рабочие и жители города С.-Петербурга разных сословий, наши жены, и дети, и беспомощные старцы-родители, пришли к тебе, государь, искать правды и защиты. Мы обнищали, нас угнетают, обременяют непосильным трудом, над нами надругаются, в нас не признают людей, к нам относятся как к рабам, которые должны терпеть свою горькую участь и молчать. Мы и терпели, но нас толкают все дальше в омут нищеты, бесправия и невежества, нас душат деспотизм и произвол, и мы задыхаемся. Нет больше сил, государь. Настал предел терпению. Для нас пришел тот страшный момент, когда лучше смерть, чем продолжение невыносимых мук».
