Книга Эмблема с секретом - Данил Корецкий

Волна крепко ударила в борт крейсера, брызги окатили толпящихся на носу референтов, помощников, журналистов и прочую малозначительную братию. Огромный корабль содрогнулся, как бы признавая, что даже самое мощное творение человеческих рук не может противостоять стихии. Но командир «Ивана Грозного» расценил это иначе.

– Меняем курс и стопорим машины, – пояснил он. – Наблюдать будем с этого рубежа.

– Отсчет пуска! – звучит следующая команда.

– Есть отсчет пуска! Десять… Девять… Восемь… Семь… Шесть…

«Здесь трудно жирным, здесь тощим проще, здесь даже в зиму стоит жара, и нету поля, и нету рощи, и нет ни вечера, ни утра…»

– Пять… Четыре… Три…

Президент снова приложил к глазам бинокль. Его примеру последовали старшие офицеры и штатские. Тишина на мостике сгустилась. Слишком многое значил этот запуск для обороноспособности страны. И для каждого из присутствующих. Кроме разве что рулевого Галушко. «Над нами, как над упавшим камнем, круги расходятся по воде, подводная лодка в глубины канет – ищи ее неизвестно где…»

– Два… Один… Ноль!

– Поехали, – Гуляев нервно потирает руки.

На мостике наступает напряженная тишина, даже Галушко перестал мурлыкать.

Вначале ничего не произошло. Но потом темное, набрякшее тысячами белогребенных холмиков море впереди разгладилось и натянулось, очерчивая стометровый правильный круг абсолютно спокойной воды, – будто стекло туда уронили. Ни морщинки, ни всплеска, ничего. Многие слышали об «эффекте купола» при подводном старте баллистической ракеты, но своими глазами видели его единицы.

Круг вспучивается линзой, натягивается, приподнимается и в самом деле становится похожим на невысокий купол. Видно, как из центра, из наметившегося «глаза», прут вниз потоки воды. Потом показывается затупленный нос ракеты, стремительно рвется вверх, выдергивая за собой сине-бело-красное стальное тело, окруженное клубами пара и водяного тумана. На какую-то долю секунды МБР, еще не успевшая полностью сбросить водяные покровы, застывает над поверхностью – сердце екает: неужели двигатели первой ступени не запустились, не сработало зажигание в подводном режиме?.. Сейчас рухнет!.. И тут по глазам бьет вспышка. Красно-желтый огненный шар на миг превратил пасмурную северную хмарь в тропический рассвет, отбросил фантастические резкие тени на пол-мостика и тут же исчез под потоками густого кудрявого дыма.

Через секунду рубка вздрогнула. Мощный нарастающий рев. «Молния», набирая скорость, устремилась вверх – ровно, словно шла по направляющим рельсам. Язык пламени с четкими резными очертаниями вырвался из густого темного шлейфа, как клинок из ножен, он был почти равен ее длине.

Все присутствующие ощутили прилив легкости и щенячьего восторга.

– Идет, родимая!!! – закричал Гуляев. – Идет!

– Идет, идет, идет! – заклинал Царьков, судорожно сжав кулаки.

В бинокли было хорошо видно, что «Молния» поднимается идеально – не отклоняясь от вертикальной оси и не вращаясь; рисунок обращенных к наблюдателям черно-белых технических отметок на корпусе оставался неизменным.

– Три секунды – полет нормальный, – занудно доложил динамик. – Пять секунд – полет нормальный…

Ракета ушла, оставив за собой длинный снежно-белый испаряющийся след, воткнувшийся в серые, затянувшие все небо облака.

– Это газы… конденсация… – пояснил всем и никому в отдельности Царьков. Он весь сиял и лучился радостью.

– Семь секунд – полет нормальный, – победно доложил динамик, и на этом все нормальности закончились.

В облаках что-то сверкнуло, внешние микрофоны донесли звук, напоминающий далекий раскат грома.

– Объект сбился с курса, сработал механизм самоуничтожения, – безэмоционально сообщил динамик. – Ликвидация объекта прошла штатно…

На мостике все молчали, не отрывая биноклей от глаз. То ли хотели отследить падение остатков ракеты, то ли оттягивали момент, когда надо будет смотреть друг на друга и что-то говорить.

Президент первым опустил бинокль.

– Ну что ж, хорошо хоть что-то у вас прошло штатно! – холодно сказал он.

И, повернувшись к Севрюгину, произнес:

– Значит, ваши пистолеты остались без патронов?

Министр вытер рукой вспотевший лоб.

– Мы тщательно изучим и все исправим…

Как можно исправить взрыв ракеты на испытаниях, он бы объяснить не сумел, но эта лукавая формула позволяет начальникам различного уровня уходить от ответственности последние двадцать лет, поэтому ею пользуются не задумываясь: прибегая к немного искаженной компьютерной терминологии – по умолчанию.

– Да, исправим, в ближайшее время, – повторил Министр.

Но Президент его не слушал.

– Подготовить вертолет! – скомандовал он начальнику охраны, уходя с мостика. Накрытый в кают-компании роскошный стол мгновенно осиротел. А здесь ощутимо запахло грозой. И как только герметичная дверь за Первым Лицом захлопнулась, она разразилась.

– Да вы знаете, что я с вами сделаю?! – ужасным шепотом обратился министр к подчиненным.

Контр-адмирал Колесников побледнел и повернулся к командиру крейсера:

– Рапорт на стол, Веренеев! Через полчаса рапорт на стол!

Капитан первого ранга оторопел.

– Я-то тут при чем?! Какое отношение я имею к испытаниям?!

Не привлекая к себе внимания, Царьков и Гуляев тихо покинули мостик.

– По возрасту пиши! И по выслуге лет! – Теперь Колесников покрылся красными пятнами.

– Верное решение! – кивнул Севрюгин. – Распустились тут, понимаешь! Самый умный нашелся!

Из низких серых облаков вдали падали обломки «Молнии». Трещал, сипел и гремел динамик, на этом фоне кто-то виртуозно матерился.

«Нам солнце за день дают в награде, и спирта – словно ожог во рту… Наживы ради снимают бляди усталость нашу в ночном порту. Одну на всех нам делить невзгоду, одной нам рапорт сдавать беде… Подводная лодка уходит в воду, ищи ее неизвестно где…»[4]– уже вслух, хотя и тихо, напевал Галушко. У матроса было прекрасное настроение, и никакой провал никаких испытаний не мог его испортить. Тем более что ужин неотвратимо приближался.

Глава 1

Отдых у моря

6 августа 2011 г.

Ницца

Лазурный берег – лучшее место в мире. Его еще не видно – ни по правому борту, ни по левому, под нами только морская гладь да белые стрелки яхт. Но я чувствую, что он совсем рядом. Как я чувствую? Может, по запаху, как обычно? Вряд ли. Пахнет комфортом, салоном бизнес-класса, «Макалланом» и навязчивыми терпкими духами – так может пахнуть где угодно. По цвету? Море и небо здесь чистая голубая гуашь, почти без оттенков, как в коллажах позднего Матисса, который температуру синего цвета изучил и передал с прецизионной точностью – до десятого знака после запятой. Тоже нет – на подлете к Крыму или к Анталье цвета точно такие, ну, может, до пятого знака… Или память сердца? Это, пожалуй ближе… Хотя точнее – спящий в душе со школьных лет щенячий восторг, когда на цветном экране садился прямо в море огромный «Боинг» с неотразимо белозубым Бельмондо. И сейчас моя душа радостно поскуливает, скребется и виляет хвостом (интересно, могут ли в образе души присутствовать хвост и когти?). А это верный признак того, что Ницца уже внизу…