Книга Человек по имени Как-его-там - Пер Валё

— Ах, в моем возрасте уже можно разрешить себе маленькие вольности.

Она поставила чашку и откинулась на спинку кресла, положив худые веснушчатые руки на колени.

— Ну, — сказала она, — а теперь расскажи мне, как поживают мои внуки.

В последнее время Мартин Бек соблюдал особую осторожность и рассказывал матери о ее внуках только хорошее, так как она считала их самыми умными, способными и красивыми среди всех других детей. Она часто упрекала его за то, что он недооценивает своих детей, и даже обвиняла его в том, что он груб с ними. Он же полагал, что может трезво оценить их способности, И считал, что они такие же, как и все остальные дети. Он был в прекрасных отношениях с шестнадцатилетней Ингрид, живой, умной девушкой; ей легко давалась учеба в школе, и она была очень общительной. С Рольфом, которому скоро исполнится тринадцать, проблем было побольше. Учеба в школе его совершенно не интересовали, он рос ленивым и замкнутым; казалось, у него вообще отсутствуют какие-либо таланты. Мартина Бека беспокоила пассивность сына, но он надеялся, что она объясняется переходным возрастом и что скоро парень выйдет из состояния летаргии. Ничего хорошего о Рольфе сейчас он рассказать не мог, а если бы и сказал правду, мать все равно бы ему не поверила, поэтому он решил вообще не упоминать о сыне. Когда он рассказывал матери о школьных успехах Ингрид, она неожиданно перебила его:

— Рольф не собирается после окончания школы поступить в полицию?

— Не думаю. К тому же ему еще нет и тринадцати. О таких вещах еще рановато беспокоиться.

— Если он захочет, ты обязан остановить его, — сказала она. — Я никогда не понимала, почему ты с таким упрямством хотел стать полицейским. А сейчас это еще более ужасная профессия, чем тогда, когда ты только начинал. Кстати, Мартин, почему ты стал полицейским?

Мартин Бек с изумлением уставился на нее. Он знал, что она была против его выбора профессии двадцать четыре года назад, но его удивило, что она снова затронула эту тему. Примерно год назад он стал старшим инспектором отдела расследования убийств, и теперь условия, в которых он работал, совершенно отличались от тех, когда он был молодым патрульным.

Он подался вперед и положил ладонь на ее руку.

— У меня все хорошо, мама, — сказал он. — Сейчас я в основном сижу за письменным столом. Впрочем, я сам часто задаю себе этот вопрос.

Это была правда. Он часто сам спрашивал себя, почему он стал полицейским.

Конечно, он мог ответить, что в то время, в военные годы, это был хороший способ избежать службы в армии. После двухлетней отсрочки, вызванной плохими легкими, его признали годным и больше не дали освобождения, так что причина у него была достаточно веской, ведь просто отказников в 1944 году не слишком жаловали. Многие из тех, кто так же, как и он, избежали службы в армии, давно сменили профессию, а он дослужился до звания старшего инспектора. Очевидно, данный факт должен был означать, что он хороший полицейский, хотя сам он не был в этом уверен. Он даже не был уверен в том, хочется ли ему быть хорошим полицейским, если это означает быть пунктуальным человеком, который никогда ни на йоту не отклоняется от инструкций. Он помнил то, что однажды сказал Леннарт Колльберг:

— Есть много хороших полицейских. Тупые парни всегда хорошие полицейские. Бесчувственные, ограниченные, грубые, самодовольные типы тоже хорошие полицейские. Однако было бы намного лучше, если бы среди полицейских было просто побольше хороших парней.

Вместе с матерью они вышли в парк и немного погуляли. Было слякотно, ледяной ветер раскачивал голые ветви деревьев. Через десять минут Мартин Бек проводил мать до крыльца и поцеловал ее в щеку. Спускаясь с холма, он обернулся и увидел, что она все еще стоит на крыльце, чуть покачиваясь от ветра. Маленькая, морщинистая и седая.

Он сел в метро и поехал в южное управление на Вестберга-алле.

По пути в свой кабинет он заглянул в комнату Колльберга. Инспектор Колльберг был помощником и лучшим другом Мартина Бека. Кабинет Колльберга оказался пустым. Мартин Бек посмотрел на наручные часы. Четверг, половина второго. Сообразить, где в данный момент находится Колльберг, можно было без особых усилий. На какое-то мгновение Мартин Бек даже задумался над тем, не присоединиться ли к Колльбергу, поедающему в столовой гороховый суп, но вспомнил о своем желудке и отказался от этого намерения. Он неважно себя чувствовал после нескольких чашек кофе, выпитых у матери.

На его письменном столе лежал короткий рапорт о человеке, который этим утром совершил самоубийство.

Звали его Эрнст Сигурд Карлсон, ему было сорок шесть лет. Он был холост, его ближайшая родственница, старая тетка, жила в Буросе. Он работал в страховой компании, на работе с понедельника отсутствовал. Грипп. Коллеги сообщили, что он одинок и, насколько им известно, близких друзей у него не было. Соседи сказали, что он был тихим и безобидным, приходил и уходил точно в определенное время и редко принимал гостей. Исследование образцов его почерка показало, что именно он написал имя Мартина Бека в телефонном блокноте. Не подлежало никакому сомнению, что он совершил самоубийство.

Расследовать здесь было нечего. Эрнст Сигурд Карлсон покончил свои собственные счеты с жизнью, а самоубийство не является преступлением в Швеции, так что у полиции здесь работы было не слишком много. Ответы на все вопросы были получены. За исключением одного. Тот, кто составлял рапорт, тоже задал себе этот вопрос: «Был ли знаком старший инспектор Мартин Бек с самоубийцей и не мог бы он что-нибудь добавить?»

Мартин Бек не мог.

Он никогда раньше не слышал о человеке по имени Эрнст Сигурд Карлсон.

II

Когда Гюнвальд Ларссон вышел из своего кабинета в управлении полиции на Кунгсхольмсгатан, была половина одиннадцатого вечера, и в его планы вовсе не входило стать героем, конечно, если не считать подвигом поездку домой, в Булмору, где ему предстояло принять душ, облачиться и пижаму и лечь в постель. Гюнвальд Ларссон с удовольствием подумал о своей пижаме. Он только сегодня ее купил, и большинство его коллег не поверили бы, узнай они, сколько она стоит. По дороге домой ему предстояло выполнить одно маленькое служебное дело, которое вряд ли задержит его больше чем на пять минут, а возможно, и того меньше. Все еще думая о своей пижаме, он надел болгарскую дубленку, выключил свет и захлопнул дверь. Дряхлый лифт, как обычно, не работал, и Ларссону пришлось дважды ударить ногой в пол для того, чтобы уговорить его двинуться. Гюнвальд Ларссон был крупным мужчиной, ростом более 190 см и весом около 100 кг, так что топал ногой он внушительно.

На улице было холодно, порывы ветра бросали в лицо сухой, колючий снег, но Ларссону нужно было пройти всего лишь несколько шагов до своего автомобиля, и поэтому плохая погода его не волновала.

Глядя налево, Гюнвальд Ларссон проехал по Вестерброн. Он видел городскую ратушу с тремя подсвеченными желтым светом золотыми коронами на шпиле над башней и тысячи других огней. Он поехал прямо до Хорнсплан, свернул влево на Хорнсгатан, а потом направо у станции метро «Цинкенсдамм». Проехав еще около 500 метров в южном направлении по Рингвеген, он притормозил и остановился.