Книга Стоя в чужой могиле - Иэн Рэнкин

«Что за спешка?» — ответил Ребус, нарочно досаждая шефу. Потом он снова включил ту же песню. Джеки Левен, казалось, так и стоял в чужой могиле.

Как будто мало дождя…

II

Он снял пальто, с которого сразу закапало, и повесил на дальний крючок.

— Вот спасибо, что пришел, — сказал Коуэн.

— Извини, Дэнни.

— Дэниел, — поправил тот.

— Прости, Дэн.

Коуэн сидел на столе, и его ноги немного не доставали до пола; над черными сияющими кожаными туфлями виднелись красные узорчатые носки. Он держал в нижнем ящике щетку и крем для обуви. Ребус знал об этом, потому что однажды, когда Коуэна не было в кабинете, открыл этот ящик, предварительно изучив содержимое двух верхних.

«Что ты ищешь?» — спросила тогда Элейн Робисон.

«Улики», — ответил ей Ребус.

Сейчас Робисон протягивала ему кружку кофе.

— Как дела? — спросила она.

— Я был на похоронах, — ответил Ребус, поднося кружку ко рту.

— Может быть, начнем? — оборвал их Коуэн.

Ему не шел серый костюм. Подплечники казались слишком высокими, а лацканы — слишком широкими. Он раздраженно пригладил пятерней волосы.

Ребус и Робисон сели рядом с Питером Блиссом, который страдал одышкой, даже когда сидел и ничего не делал. Хрипел он, правда, и двадцать лет назад, а может, и все сорок. Он был немного старше Ребуса и служил в полиции дольше всех присутствующих. Он восседал, сцепив руки на необъятном животе и словно бросая миру вызов: а ну-ка, покажи мне что-то новенькое. Он всяко повидал в жизни немало таких, как сержант уголовной полиции Дэниел Коуэн, о чем и сообщил Ребусу в первый день его работы в участке: «Думает, что он выше. Мол, слишком хорош, и начальство знает об этом, а потому и задвинуло его сюда, чтобы сбить с него спесь».

Перед отставкой Блисс дослужился до инспектора уголовной полиции — такую же должность занимал Ребус. Элейн Робисон была детективом-констеблем и объясняла свою неуспешную карьеру тем, что главным для нее всегда была семья.

«Ну и правильно», — говорил ей Ребус, добавляя (когда уже проработал с ней несколько недель), что его собственный брак проиграл битву чуть ли не сразу.

Робисон недавно исполнилось пятьдесят. Ее сын и дочь уже покинули дом — закончили колледжи и уехали на юг искать работу. На ее столе в рамочках стояли их портреты рядом с фотографиями самой Робисон — посреди моста Сидни-Харбор[4]и за штурвалом аэроплана. Она недавно начала красить волосы, и Ребус не видел в этом ничего предосудительного. Даже с сединой она бы выглядела лет на десять моложе своего возраста и вполне могла сойти за тридцатипятилетнюю — ровесницу Коуэна.

Ребус решил, что Коуэн нарочно расставил стулья так, а не иначе. Они сидели в ряд против его стола, так что им всем приходилось на него смотреть.

— Ты что, Дэнни, эти носки на спор надел? — спросил Ребус, глядя на Коуэна поверх кружки.

Тот отмахнулся с натянутой улыбкой:

— Скажи-ка, Джон, слухи не врут? Хочешь восстановиться?

Он замолчал в ожидании реакции Ребуса. Пенсионный возраст недавно повысили, а это означало, что уволенные ровесники Ребуса могли вернуться на службу.

— Дело в том, что за характеристикой обратятся ко мне, — продолжил Коуэн, чуть подавшись вперед. — Твои успехи таковы, что лестного отзыва не жди.

— Я тебе все равно дам автограф.

Трудно было сказать, то ли хрипы Питера Блисса сменили тональность, то ли он давился от смеха. Робисон потупила взор и улыбнулась. Коуэн медленно покачал головой.

— Позвольте напомнить всем вам, — тихо сказал он, — что существование нашего отдела под угрозой. И если его закроют, то в лоно святой церкви примут только одного из нас. — Он ткнул пальцем себя в грудь. — Хорошо бы получить хоть какие-то результаты. Хоть в чем-то продвинуться.

Все знали, о чем идет речь. Центральная канцелярия Высокого суда собиралась учредить единый для всей Шотландии специальный Отдел по расследованию нераскрытых преступлений. Если дела передадут туда, их работе конец. В едином подразделении будет база данных по всем девяноста трем нераскрытым преступлениям начиная с 1940 года и включая дела их территориального отдела — Лотиан и Границы. Когда формирование заработает, возникнет естественный вопрос о целесообразности существования их маленькой эдинбургской команды. Денег не хватало. Уже поговаривали, что толку от их деятельности никакого — одни расходы, а деньги на них приходится снимать с текущих (и более важных) расследований в городе и окрестностях.

— Хоть какой-нибудь результат, — повторил Коуэн, спрыгнул со стола, обошел его, снял со стены газетную вырезку и, размахивая ею для вящего эффекта, проговорил нараспев: — Отдел по расследованию нераскрытых преступлений в Англии. Подозреваемому предъявлено обвинение в убийстве подростка, совершенное почти пятнадцать лет назад. — Он сунул вырезку им под нос. — Анализ ДНК… криминалистическое исследование места преступления… свидетели, которых совесть заела. Мы сами все это умеем, так почему же, наконец, не сделать что-нибудь?

Похоже, он ждал ответа, но никто не произнес ни слова. Молчание длилось, пока его не прервала Робисон.

— У нас не всегда есть ресурсы, — возразила она. — Я уж не говорю о свидетелях. И как делать анализ ДНК, если одежды жертвы давным-давно нет?

— Разве мало дел, где одежда осталась?

— И что нам делать? Велеть всем мужчинам в городе предоставить нам ДНК для сравнения? — добавил Блисс. — А как быть с теми, кто уже умер или уехал?

— Вот за этот оптимизм ты мне и нравишься, Питер. — Коуэн положил газетную вырезку на стол и скрестил руки на груди. — Ради вашего же блага, — сказал он. — Не моего — я-то буду в полном порядке. Ради вашего. — Он выдержал театральную паузу. — Ради вашего блага мы должны что-нибудь сделать.

В кабинете снова воцарилось молчание, нарушаемое только хрипами Блисса, да еще Робисон вздохнула. Коуэн вперился взглядом в Ребуса, но тот сосредоточенно допивал остатки кофе.

III

Берт Дженш[5]тоже умер. Ребус побывал на нескольких его сольных выступлениях в Эдинбурге. Дженш родился здесь, но имя себе сделал в Лондоне. Вечером после работы Ребус в одиночестве прослушал пару альбомов «Пентангла».[6]Он не был большим знатоком, но мог отличить Дженша от другого гитариста ансамбля — Джона Ренбурна. Насколько он знал, Ренбурн пока был жив, — может, обосновался где-то в Шотландских границах.[7]Или это был Робин Уильямсон? Однажды он пригласил свою коллегу Шивон Кларк на концерт Ренбурна — Уильямсона и вез ее в фолк-клуб «Биггар», не говоря зачем. Когда музыканты вышли на сцену (вид у них был такой, будто они только что грелись в креслах у камина), он наклонился к ней.