Книга Свидетели времени - Чарлз Тодд

— Спасибо, викарий. И вы прочитайте за меня молитву, когда уйдет настоятель.

Викарий посмотрел на доктора, потом с недоумением на Мартина.

— Он попросил послать за настоятелем. Только что, перед вашим приходом. Я не знаю почему…

— Отец Джеймс — единственный настоятель в Остерли, — сказал Дик. — Но ведь он католик…

— Да, да, его. — Голос Герберта Бейкера вдруг окреп, а в глубине потухших глаз зажегся огонек надежды.

— Что ж, если папа так хочет, надо его ублажить, — сказал Мартин. — Дик, сходи спроси, может ли прийти отец Джеймс.

Дик замешкался, ему было неловко перед викарием, он виновато взглянул на мистера Симса, как будто потворствовал ереси. Но тот лишь кивнул ободряюще, и Дик вышел.

— Вы останетесь? — спросил Мартин викария.

От постели прошелестело:

— Останьтесь.

Изможденное лицо Герберта вновь стало страдальческим, как будто он последние силы израсходовал на слова.

— Я пойду пока на кухню, — сказал викарий. — Кажется, Эллен нуждается в ободрении и чашке чаю больше других. — И, поднимаясь с постели, добавил мягко: — Не бойся, Герберт, я буду рядом.

Герберт кивнул и закрыл глаза. Ветер вдруг стал стихать. Теперь слышался лишь шум дождя по крыше, равномерный, больше похожий на летний. Доктор Стивенсон сказал викарию:

— Он в полном рассудке. Но умирающие часто имеют причуды, и лучше ему уступить.

— Я знаю. Видел одного на войне, так он пожелал быть похороненным вместе со своей собакой. Только собаки-то у него не было. Но когда он умер и его пришли хоронить, его руки были сложены на груди так, как будто он держал на груди маленькую собачку. Странное утешение, но кто может знать, что у Герберта на уме?

Викарий вышел из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь. Послышались голоса, он говорил с Эллен, потом оба спустились вниз, и в комнате наступила тишина. Мартин посмотрел на отца и спросил у доктора:

— Он не будет мучиться?

— Он уйдет легко. Сначала остановится его сердце. Потом дыхание. Но перед этим он заснет, чтобы больше не проснуться. Я не ожидал, что он так долго будет бодрствовать. Думал, что наступила последняя стадия.

Герберт, видимо, услышал их голоса и снова спросил слабым голосом:

— Пришел настоятель?

— Еще нет, папа. — Мартин присел на кровать. — Дик уже пошел за ним.

Он накрыл руки отца своими, не в силах выразить словами горе, как все простые люди. Но тепло его пальцев, видимо, успокаивало умирающего. Мартин прочистил скованное спазмом горло.

Молчание затягивалось. Спустя четверть часа в дверях появился отец Джеймс — маленький лысеющий человек средних лет, за ним маячил Дик. Отец Джеймс поприветствовал доктора кивком. Потом подошел к Мартину и пожал протянутую руку. Его руки были холодными в этот непогожий вечер.

— Мне сказали, что ваш отец послал за настоятелем. — Его лицо выражало участие.

— Сам не понимаю, почему он так поступил…

— Это не важно. Я поговорю с ним в любом случае, — мягко ответил отец Джеймс, чтобы разрядить неловкость ситуации. Он подошел к кровати и наклонился над Гербертом.

— Мистер Бейкер, — произнес он. — Герберт? Это отец Джеймс. Чем я могу тебе помочь?

Глаза Бейкера открылись, моргнули. Казалось, он с трудом сфокусировал взгляд, увидев перед собой белый клерикальный воротник, выделявшийся на черном одеянии.

— Отец Джеймс, это вы?

— Да.

Тонкая исхудалая рука поднялась из-под одеяла, отец Джеймс взял ее, и пальцы больного цепко ухватились за его руку.

— Пусть они выйдут. Только вы и я.

Отец Джеймс взглянул на встревоженные лица обоих сыновей, потом на доктора Стивенсона. Все трое кивнули в знак согласия и вышли, слышно было, как их шаги удаляются по коридору в сторону лестницы.

Отец Джеймс ждал, пока шаги стихнут, тем временем оглядывая обстановку, чтобы получить представление о человеке, который сейчас умирал. Он, конечно, знал членов этой семьи, хотя редко обменивался с ними парой слов.

Большая комната прямо под карнизом крыши была обставлена простой, но добротной мебелью. На полу вытертый ковер. Картина какого-то доморощенного художника изображала волны, восход солнца и корабли. Морской вид был выполнен хотя и непрофессиональной, но твердой рукой. Наверное, семья гордилась картиной, раз поместила в рамку и повесила на стену. Единственное окно выходило на улицу. Ставни опущены из-за непогоды, шторы задернуты.

Дом походил на все другие дома в этом городке, простой и аскетичный, типичный дом рабочего человека. Расцвет Остерли остался в прошлом, задолго до рождения Герберта Бейкера. Хотя никто здесь не голодал, люди трудились в поте лица, зарабатывая на кусок хлеба.

Священник снова повернулся к постели и увидел фотографию женщины на столике рядом с изголовьем. Дождь почти прекратился, и вдруг новый порыв ветра так сотряс дом, что замигал свет лампы. Кто это? Жена Герберта Бейкера? Она умерла перед войной, кажется, а снимок сделан лет за десять до этого. Дочь, Эллен? Явное сходство. Те же темные волосы, милое лицо, распахнутые глаза, доверчиво глядевшие в камеру.

Отец Джеймс присел осторожно на край постели, где сидели до него Эллен и викарий, и сказал своим глубоким, проникновенным голосом, которым наградила его природа:

— Я здесь. Мы одни перед Богом. Во имя Отца, Сына и Святого Духа, скажи, что я могу для тебя сделать?

Примерно полчаса спустя отец Джеймс спустился вниз и нашел всю семью, доктора и викария в маленькой викторианской гостиной. Чай был подан и разлит по чашкам, но едва они притронулись к нему, как ветер снова сотряс дом, снабдив появление священника почти театральным эффектом.

Все лица повернулись к отцу Джеймсу, когда он остановился на пороге. На них читалось ожидание с легкой примесью любопытства. Тишина стала напряженной. Отец Джеймс откашлялся, прочистив горло, прежде чем заговорить:

— Ваш отец сейчас отдыхает. Он сказал мне, что хочет быть похоронен мистером Симсом в соответствии с собственной верой и необходимыми атрибутами заупокойной службы. Я лишь немного его утешил, постарался, как мог, облегчить его уход. Если позовет меня еще, дайте знать. А теперь простите, но мне надо идти. Уже поздно…

Его поблагодарили и предложили чаю, он сел и выпил немного теплого чая, из вежливости. Доктор Стивенсон заметил словно бы отсутствующее и несколько напряженное выражение в его глазах, но отнес это к непривычной обстановке — ведь отец Джеймс находится среди людей иного вероисповедания. Им много раз приходилось разделять подобное долгое ожидание, и доктор всегда находил в настоятеле союзника, сильного и верного в утешении и последнем напутствии людей, отправлявшихся в мир иной, равно как и в соболезновании и утешении родственников. Впрочем, даже они не могли привыкнуть к смерти, хотя научились принимать ее как неизбежное завершение жизненного пути.