Книга Направленный взрыв - Фридрих Незнанский

Женщина быстро зашептала, как только мы вошли:

— Сегодня утром пришла к нему, как обычно… Я сразу заметила: дверь не закрыта… Я к соседям… побоялась одна входить. Но соседи не открыли… Я тогда все же вошла, сразу направилась в кабинет…

— А почему соседи не открыли? — спрашиваю.

— Мария Федоровна, соседка… сказала, что не может выйти ко мне, потому что сидит без ключей.

— Понятно, — говорю я, хотя на самом деле мне пока ничего не было понятно. По опыту давно известно, что хуже всего — когда ясно все, как Божий день: потом долго приходится разубеждать себя и с трудом расставаться с собственными заблуждениями.

Пройдя в квартиру, я обратил внимание на более чем скромную обстановку прихожей и гостиной. Обычный набор мебели для семьи среднего достатка. Полированная стенка и книжные полки, хороший японский телевизор в углу комнаты да два полумягких кресла. Много памятных подарков, стандартно безвкусных: хрустальные вазы и резьба по дереву, чеканка. На ковре, украшая стену, висят палаш, полевой бинокль и фаянсовая трубка с длинным чубуком, такие курили, наверное, помещики лет сто назад.

В кабинете вижу какие-то ордена и медали, разбросанные по полу. И произношу фразу, которая за девять лет работы у меня стала дежурной:

— Ну что ж, господа, приступим к осмотру…

Из-за моей спины быстро выдвигаются судмедэксперт и эксперт-криминалист. Несколько раз полыхает вспышка фотоаппарата. И только после этого я наклоняюсь к лежащему на полу Сельдину.

Труп лежал на коврике, насквозь пропитавшемся кровью. Горло Сельдина было перерезано от уха до уха. Тут я услышал за собой утробный звук. Обернувшись, увидел выкатившиеся из орбит глаза стажера Левина, щеки которого раздулись до опасных размеров. Утробное урчание доносилось из живота Олега Борисовича, будущего генерального прокурора. И эти звуки говорили о позывах рвоты.

— Ты что, не в себе? — спросил я.

Левин схватился за живот и, заглатывая ртом воздух, простонал:

— Съел, наверное, что-нибудь.

— Ну ты и трус, оказывается. Съел он что-нибудь… Ну кровь… Картина, конечно, не из приятных, но, если так будешь реагировать на каждый труп, мы тебя спишем за профнепригодность, — с усмешкой пригрозил я. — Ладно, иди в туалет, покажи унитазу, чем завтракал.

Левин бросился из комнаты, на ходу тихонько постанывая.

— Слабоват парень. Это ваш новичок? — спросил оперативник, капитан из местного отделения милиции.

— Новичок. Ничего, привыкнет, — ответил я механически.

Наконец я закончил осмотр трупа и места происшествия, выяснив при этом, что покойный Иван Митрофанович Сельдин серьезно увлекался нумизматикой и фалеристикой. Имел большую коллекцию отечественных наград, а также коллекцию серебряных и золотых монет. Но в основном он, как выразилась Зинаида Васильевна, его приемная дочь, работал «по золоту».

Несмотря на то, что генерал жил в доме ЦК, где есть вахтер, убийца прошел незамеченным. И это наводило на мысль о том, что либо вахтерша прошляпила убийцу, либо убийца жил в том же самом доме…

На кухне, нервно затягиваясь, курила сигарету за сигаретой Зинаида Васильевна, стриженная под мальчика женщина неопределенного возраста с глубоко запавшими глазами. И опять я невольно отметил, что глаза у нее абсолютно сухие. Похоже, не слишком сильно переживает смерть отца.

Впрочем, ее рассказ подтвердил мою догадку. Генерала Сельдина перевели в Москву из Ростова, где он служил в отделе кадров штаба Северо-Кавказского военного округа. В Ростове он женился во второй раз на матери Зинаиды Васильевны. А через год, это было в 1978 году, они переехали в Москву.

Иван Митрофанович был человеком тихим, немногословным, друзей не имел и в дом никогда никого не приглашал. Зине он тоже запретил приглашать в дом кого-либо из своих друзей: боялся, что кто-нибудь может навести грабителей на их набитую ценностями квартиру.

Хотя генерал — звание генерал-майора Сельдину присвоили по прибытии в Москву — получал хорошее жалованье, жили они фактически на зарплату матери, которая работала воспитателем в детском саду рядом с домом. Иван Митрофанович делал иногда покупки для дома: телевизор, например. Но в основном все деньги уходили на его коллекцию, которую он собирал со страстью бальзаковского Гобсека.

Редких знакомых, которые появлялись у них дома, он заставлял выворачивать карманы с мелочью. Так он собрал полную коллекцию советских монет. Ордена и медали, медные монеты были его второстепенной страстью, а подлинной было «советское золото», которое выпускалось Государственным банком СССР к различным датам специально для западных нумизматов.

— Когда умерла мама — а это случилось в прошлом году, — рассказывала мне Зинаида Васильевна, — мы пришли с кладбища, и он сразу заперся у себя в кабинете. В тот день я не услышала от него ни одного слова, мне было так тяжело, что я была готова все что угодно с собой сделать. Наверное, тогда, за один вечер, я и постарела…

— Зинаида Васильевна, чем вы объясните подобную замкнутость Ивана Митрофановича? Вы с ним не ладили?

— Что вы все: «Зинаида Васильевна да Зинаида Васильевна», — передразнила она меня незлобно. — Мне двадцать пять лет, а вы меня в свои ровесницы, кажется, записали.

— Нет, — сказал я, и это была чистейшая правда: я-то думал, она была старше меня года на три, не меньше. Меня развеселила подобная моя невнимательность, я даже хотел усмехнуться, но вовремя остановился.

— После похорон мамы я от него и ушла. К девчонкам в общежитие. Закончила институт, теперь живу одна. Снимаю квартиру.

— Скажите, почему в коллекции столько коробок из-под одинаковых монет? — поинтересовался я, показывая Зине пустую коробку с олимпийской символикой, одну из тех, что были во множестве разбросаны по кабинету Сельдина.

— Откуда я знаю, — пожала плечами Зина. — Может быть, для обмена… Хотя нет! — она встрепенулась. — Он говорил, что их фирма собирается открыть антикварный магазин! А пока подыскивается помещение…

— Какая фирма? — насторожился я.

Зина вяло пожала плечами:

— Бог его знает. Он, кажется, в нескольких фирмах работал, по кадрам. После путча его в отставку отправили и на работу нигде не брали. А потом сразу в нескольких местах предложили…

Я записывал ее слова, попутно думая, что первым делом надо распорядиться, чтобы хорошенько тряхнули черный рынок на Таганке, где собираются нумизматы; там наверняка про покойного много интересного могут рассказать завсегдатаи, во всяком случае, одну-две зацепки можно выудить.

Наш прокурор-криминалист Моисеев Семен Семенович помогал криминалисту из НТО: старательно снимал отпечатки пальцев с различных поверхностей. Семен Семенович ползал по полу, разглядывая следы туристских или военных ботинок, которые явно отпечатались на паркете. Судмедэксперт определил, весьма приблизительно, время убийства — раннее утро, но более точное время, сказал он, покажет экспертиза, то есть вскрытие.