Книга Убийство из суеверия - Мэри Лондон

Сэр Малькольм предложил ему сесть. Профессор воспользовался предложением с оглядкой, словно и правда чувствовал себя не совсем уютно.

— Я как раз собирался выпить дарджилинга. Вам налить?

— О, если можно, не откажусь. Должен сказать… Ну да ладно, у вас здесь все так величественно… Да и сам дом стоит хорошо. Флюиды, знаете ли…

— Дом перешел ко мне по наследству, и тут уж никакой моей заслуги нет.

— Позвольте, однако, вас поздравить. Хороший вкус нынче утрачивается… и потом, этот магнетизм, в смысле наука, не правда ли? Ах, ну да, наши с вами беседы в клубе позволяют мне думать, что мои труды вызывают у вас определенный интерес…

— Совершенно верно.

Профессор вроде бы успокоился и вытянул свои длинные ноги.

— И раз уж ноги сами привели меня сюда, я позволю себе предположить… Словом, как вы, верно, помните, в библиотеке вашего батюшки есть некий труд… И мне, чтобы довести до конца одну работу, которую я почти закончил, он нужен как воздух, тем паче что его нет даже в Британской библиотеке…

— Вы, должно быть, имеете в виду книгу Уоллиса о лапландцах, о которой я говорил вам на прошлой неделе?

— Совершенно верно! Дорогой друг, проходя мимо вашего дома, я вдруг подумал, не будет ли сэр Малькольм столь любезен одолжить мне эту самую книгу на пару-тройку дней? Мысль неподобающая и достойная порицания, согласен, но вы же хорошо знаете нашего брата-исследователя… Потом, сегодня благоприятный день. Да и велению звезд надобно повиноваться, верно?

Сэр Малькольм рассмеялся. Такой словесный водоворот вокруг простейшей просьбы одолжить какую-то книгу, пусть и редкую, развеселил его на славу. Обратись к нему с той же просьбой кто-нибудь другой, он действительно счел бы ее неподобающей и досадной, но страсть Даллингтона была ему хорошо известна. Этнологу пришлось побороть свою робость, чтобы решиться на подобный шаг.

— С чего же это вдруг вы заинтересовались лапландцами? — осведомился хозяин дома.

— Все из-за магии… Насколько мне известно, Уоллис описывает в своем труде весьма своеобычные церемонии, в частности ритуалы смерти и воскрешения, а они, вероятно, в чем-то схожи с аналогичными обрядами американских индейцев.

— Об этом же писал и Фрейзер,[3]не так ли?

— Так, только Уоллис сам был в Лапландии и участвовал в обрядах. А лучше прямого свидетельства ничего не бывает, верно?

Когда Вэнь Чжан взялся разливать чай, сэр Малькольм поднялся.

— Извините, я оставлю вас на минуту. Пойду, схожу за книгой и охотно дам ее вам на время.

Даллингтон, казалось, был на седьмом небе, и даже когда сэр Малькольм ушел, он продолжал рассыпаться в благодарностях. Затем, отпив глоток дарджилинга и воспользовавшись отсутствием хозяина дома, он тоже встал и принялся разглядывать гобелены Уильяма Морриса, которые украшали заднюю стену веранды. Особенно долго он рассматривал сцену убийства Цезаря.

Глава 2

Близился конец октября. Пошли дожди. Позавтракав, сэр Малькольм удобно расположился в библиотеке в кресле-качалке и начал было читать книгу Дэвидсона о приложении математики к игре в шахматы, как вдруг Вэнь Чжан сообщил ему, что звонят из Скотланд-Ярда. На проводе был старший инспектор Дуглас Форбс.

— Алло, сэр Малькольм… Извините за ранний звонок, но у нас тут убийство, притом, должен заметить, довольно странное…

— Браво! А то я уже начал ржаветь. Так что там у вас?

— Вот что, сэр, вы знаете такого Кевина Адамса?

— Это имя мне ни о чем не говорит.

— Повторяю: Кевин Адамс.

— Да-да, я понял. Ну, так что же?

— Гм, сэр Малькольм, от вас у меня нет секретов, ведь так?

— Послушайте, Дуглас, я ничего не понимаю. Что, в самом деле, происходит?

— Так вот, этого самого Кевина Адамса сегодня ночью убили, причем самым невероятным образом.

Дуглас Форбс был образцовым старшим офицером Скотланд-Ярда — педантичным, опытным и упорным, хотя проницательности ему порой недоставало. Как только дело принимало сложный оборот, он снимал трубку и звонил своему старому другу Айвори. К тому же, как говорили злые языки, своим продвижением по службе Форбс был обязан этому аристократу, с которым судьба свела его в те далекие времена, когда их обоих отправили в Трансвааль. Молодой офицер Айвори спас тогда рядового Форбса от верной смерти, когда тот угодил в засаду, устроенную воинами из племени бамбала. Те обстоятельства и соединили двух молодых людей. А чуть погодя сэр Малькольм благодаря своим связям помог Форбсу поступить в центр расследований Большого Лондона, и там, продвигаясь год за годом вверх по служебной лестнице, он, в конце концов, занял свой нынешний пост.

— Дуглас, вы, кажется, взволнованы. Что же такого невероятного в этом преступлении?

— Того парня, Кевина Адамса, убили ударом остроги прямо в сердце. А кроме того, с телом его сотворили что-то невообразимое — такое только в балагане и увидишь… Я хочу сказать, острога обмазана какой-то сальной дрянью, то ли маслом, то ли жиром. На одном ее конце торчит перо.

На груди трупа — лепестки цветов, кажется роз. Рядом с ним — дощечка с какими-то таинственными знаками. Потом, эта штуковина…

— Какая штуковина, Дуглас?

Старший инспектор на мгновение замолчал. В трубке слышалось только его прерывистое дыхание. Наконец он проговорил:

— Сэр, как раз поэтому я и звоню… Вы же мне друг и сами знаете, как я вас уважаю, как доверяю… Еще раз прошу, сэр Малькольм, скажите честно, какие у вас были отношения с этим Кевином Адамсом?

— Да никаких, Дуглас! Я же сказал! Не знаю я никого с таким именем.

— А как насчет книги «Магические обряды лапландских племен» какого-то Уоллиса? Это название вам что-нибудь говорит?

Тут сэр Малькольм в изумлении воскликнул:

— Ну да, конечно! Книга эта редкая, я одолжил ее на днях одному знакомому…

— Как его зовут?

— Мартин Даллингтон, он профессор, известный ученый, состоит в Клубе графоманов… Но как вы узнали, что это моя книга?

— Там на первой странице напечатан какой-то герб…

— А, экслибрис моего отца!

— И даже имя его есть, правда, выведено как-то чудно…

— Готическими буквами. Да, эта книга из фальконской библиотеки. Но, честно признаться, я не имею ни малейшего понятия, как она оказалась рядом с трупом молодого человека. Повторяю, я никогда с ним не встречался. И его имя мне совершенно незнакомо.

Тут старший инспектор заговорил резким, повелительным тоном, к какому он обычно прибегал, когда разговаривал с подчиненными: