Книга Секреты оазиса - Эбби Грин

— Увидимся позже, дорогой.

Позади Джамили захлопнулась дверь, и это вернуло ее к реальности.

Салман стоял перед ней в темном костюме, накрахмаленной рубашке и галстуке. Впервые она видела его одетым официально, и это делало его еще более чужим. Она уже чувствовала дрожь в ногах и не могла говорить, но расслышала короткую реплику Салмана:

— Я не ждал тебя сегодня вечером. Мы не договаривались.

Но они не договаривались и о том, что всего лишь за три недели он полностью перевернет ее жизнь!

Потрясенное сознание девушки пыталось узнать в этом холодном незнакомце того мужчину, который занимался с ней любовью меньше чем двенадцать часов назад. Того, который шептал ей на ухо ласковые слова, проникая так глубоко в нее, что она выгибалась, тяжело дыша, а ее ногти впивались в его спину и ягодицы.

Она заставила себя прогнать эти мысли. Ей хотелось плакать.

— Я хотела сделать тебе сюрприз. Хотела приготовить ужин…

Джамиля посмотрела вниз — разбившиеся яйца растеклись по паркету. Бутылка вина, которая, к счастью, не разбилась, валялась на боку. Она снова услышала голос Салмана:

— Джамиля, ты не можешь приходить сюда, когда тебе вздумается.

И в этот момент в ней проснулся инстинкт самосохранения — она и не знала, что он у нее есть. Ее мир рассыпался на мелкие кусочки, но она гордо подняла подбородок и сказала:

— Я бы, конечно, не пришла, если бы знала, что ты… занят. — А затем спросила — она не могла этого не спросить, хотя ей было очень больно: — Ты встречался с ней все это время, пока встречался со мной?

— Нет. — Он отрицательно покачал головой.

— Однако ясно, что ты встречаешься с ней теперь, — еле слышно сказала Джамиля. — Наверное, тебе надоело. По-видимому, три недели — слишком много для тебя.

Она знала, что в ее голосе слышится боль. Она не могла скрыть ее даже ценой собственной жизни. Единственное, о чем она могла думать сейчас, — это о том, как на рассвете открыла этому человеку свою душу и свое сердце. Запинаясь, она сказала ему, что любит его, что всегда любила его.

Тогда он улыбнулся и ответил:

— Это смешно. Ты почти не знаешь меня.

При этих словах Джамиля буквально прокричала:

— Я знаю тебя всю жизнь, Салман! И я знаю, что люблю тебя.

Именно тогда он испугался. Теперь ей это было ясно.

— Чего ты хочешь, Джамиля? — продолжал Салман очень мягко.

— Ничего. — Она взяла себя в руки. — С моей стороны было бы глупо чего-то хотеть. Я для тебя пройденный этап. Ты хотя бы собирался сообщить мне об этом?

— Что сообщить? — Салман поджал губы. — Мы весело провели время. Через неделю ты уезжаешь в Мерказад. А я, конечно, в монастырь не собираюсь.

Джамиля содрогнулась. Этот мужчина стал ее первым любовником — говорить о том, что произошло между ними, «весело провели время» значит превратить все в фарс.

— Ты возвращаешься в Мерказад, ведь так? — Салман выругался сквозь зубы — такие ругательства Джамиля слышала только среди мужчин на арабских рынках, — а потом сказал грубо: — Ты ведь не ожидала ничего особенного?

По-видимому, ее лицо выдало ее, хотя она изо всех сил пыталась ничего не показать ему, потому что затем он произнес с отрезвляющей холодностью:

— Я никогда ничего тебе не обещал. Я ни разу не дал тебе повод ожидать чего-то большего, ведь так?

Она покачала головой. Нет, никогда он не давал ей никакого повода чего-то ждать. Она играла с огнем и обожглась, потому что ее противником в этой игре был настоящий мастер. Каждый день был волшебным, незабываемым, но это была только игра.

Салман смотрел на стоявшую перед ним женщину. Он так давно запретил себе любые чувства, что сейчас, когда они пытались прорваться наружу, едва узнавал их. Боль сжимала его грудь, но он подавлял ее. Последние три недели он провел словно в волшебном тумане, почти поверив, что он вовсе не проклят, как всегда думал.

Случайно столкнувшись с Джамилей, увидев ее снова, увидев, какой красавицей она стала, он почти открылся ей. Ему хватило наглости на секунду вообразить, что ее врожденная чистота сможет излечить его. Несколько минут назад, когда он увидел, как Джамиля с сияющей улыбкой переходит улицу, он понял, что она сказала ему правду тем утром: она действительно любит его. Весь день он пытался забыть эти ее слова, убедить себя в том, что это не так, подавить в себе чувство вины и ответственности за нее. В тот момент, когда он смотрел, как она приближается к его дому, ему казалось, что в его руках крошечная бабочка, которую он просто обязан раздавить — хотя бы чтобы спасти ее хрупкую красоту.

Он пригласил к себе под не очень убедительным предлогом забрать один документ коллегу Элоизу. Ее яркая, самоуверенная сексуальность жестко контрастировала с тонкой чувственностью женщины, которая приближалась к его дому… И в этот момент он понял, что должен позволить Джамиле войти, чтобы у нее не осталось никаких сомнений в том, что все кончено. Поэтому, когда консьерж сообщил, что Джамиля поднимается, он почувствовал, как что-то внутри его захлопнулось. Он раздавит эту бабочку. Потому что у него нет выбора — ему нечего предложить ей, кроме своей раздавленной, разорванной на мелкие кусочки темными тайнами души. Он не может любить.

Салман долго ничего не говорил, только смотрел на Джамилю до тех пор, пока у нее не закружилась голова. На секунду ей показалось, что в его глазах мелькнуло что-то похожее на сожаление, но он наконец заговорил — и от этих его слов ее сердце раскололось.

— Я знал, что ты поднимаешься. Консьерж предупредил меня. — Он пожал плечами, и в этот момент Джамиля поняла, что такое настоящая жестокость. — Я бы мог перестать целовать Элоизу, но я подумал: а что, собственно, такого? Лучше будет, если ты сейчас узнаешь, какой я на самом деле. — Однако сказанного Салману было недостаточно, и он продолжал: — Вообще этого не должно было случиться. Это была слабость с моей стороны — соблазнять тебя.

Джамиля поняла его слова как «Тебя было слишком легко соблазнить».

— Тебе надо идти. У тебя ведь куча дел — нужно готовиться к возвращению в Мерказад. — Он поджал губы. — Джамиля, поверь мне, я не тот человек, который тебе нужен. Я вовсе не рыцарь в сияющих доспехах. Все кончено. Я ужинаю сегодня с Элоизой. У меня начинается новая жизнь. Надеюсь, и у тебя тоже.

Совершенно лишившись дара речи, Джамиля прошептала:

— Я думала, мы были друзьями… Я думала…

— Что? — сказал он грубо. — Что раз мы выросли вместе, то будем друзьями всю жизнь?

— Нет, не так… — Джамиля говорила себе, что должна молчать, но что-то в ней не хотело подчиняться разуму. — Между нами было что-то другое. Ты говорил со мной, проводил со мной время, когда ни с кем больше не хотел общаться… Эти три недели… Я думала, то, что всегда было между нами… — Лицо Салмана стало таким холодным, что Джамиля наконец замолчала — она не понимала, как вообще могла так раскрыться.