Книга Поцелуй герцога - Элоиза Джеймс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тебе интересно, буду ли я неверна моему жениху, как только он станет моим мужем, если этот день когда-нибудь наступит?
Джорджиана кивнула.
— Думаю, нет, — ответила Оливия, хотя втайне и подумывала о том дне, когда у нее хватит духу нарушить все правила приличия и сбежать в Рим со слугой. — Больше всего за весь вечер мне понравилось шуточное стихотворение лорда Помтиниуса про аббата-прелюбодея.
— Не вздумай его повторять! — приказала сестра. У Джорджианы никогда не было ни малейшего желания пойти наперекор общепринятым правилам поведения. Она обожала их и всегда строго им следовала.
— Один похотливый аббат, — поддразнила ее Оливия, — был распутен…
Джорджиана закрыла уши руками.
— Не могу поверить, что он тебе такое рассказал! Отец пришел бы в бешенство, если бы узнал.
— Лорд Помтиниус был пьян. К тому же ему девяносто шесть лет, и он уже не обращает внимания на приличия. Время от времени ему просто хочется пошутить.
— И как бессмысленно! Похотливый аббат? Как аббат может быть похотливым? Они ведь даже не женятся.
— Если хочешь услышать все стихотворение, дай мне знать. Оно заканчивается разговором монашек, так что, полагаю, это слово использовалось весьма вольно.
Благосклонное отношение Оливии к стихотворению указывало на то, насколько она была не готова стать герцогиней. Несмотря на ее внешне пристойное поведение, голос и манеры, было в ней нечто неотесанное, слишком приземленное.
— В тебе нет того неуловимого ощущения своего знатного положения, свойственного твоей сестре, — часто с мрачным смирением говорил отец. — Другими словами, дочка, у тебя непристойное чувство юмора.
— Поведение должно всегда подчеркивать твое доброе имя, — вставляла мать цитату из книги герцогини Сконс.
Оливия лишь пожимала плечами в ответ.
— Если бы только первой родилась Джорджиана, — говорила мужу миссис Литтон в моменты отчаяния. Оливия была не единственной участницей образовательной программы родителей. Опасаясь неприятностей, которые могли бы угрожать их старшей дочери, таких как лихорадка, бешено несущийся экипаж или падение с башни, они благоразумно обучили и вторую дочь.
К несчастью, всем было ясно: Джорджиана была достойна звания герцогини, а вот Оливия… Оливия оставалась Оливией. Конечно, она могла вести себя с изысканным изяществом, но с близкими была язвительной, слишком остроумной для истинной леди и совсем не любезной.
— Стоит мне лишь упомянуть «Зеркало комплиментов», она на меня так смотрит, — жаловалась миссис Литтон. — А ведь я просто хочу помочь.
— Когда-нибудь эта девочка станет герцогиней, — мрачно отзывался мистер Литтон. — Тогда она будет нам благодарна.
— Но если бы… — задумчиво произносила миссис Литтон. — Милая Джорджиана стала бы прекрасной герцогиней.
Сестра Оливии рано усвоила нелегкое искусство сочетать благородные манеры с безупречной скромностью. С годами у Джорджианы появилось множество черт, присущих истинной герцогине: манера ходить, говорить и держать себя.
— Достоинство, благочестие, любезность и осанка, — повторяла миссис Литтон снова и снова как заклинание.
Джорджиана бросала взгляд в зеркало, чтобы удостовериться в своей величественной осанке и любезном выражении лица.
Оливия же отвечала матери:
— Слабость, тщеславие, нелепость и… глупость!
К восемнадцати годам Джорджиана выглядела, говорила и даже благоухала благодаря французским духам, с огромными расходами доставленными контрабандой из Парижа, как настоящая герцогиня. Оливию же это почти не трогало.
Литтоны были счастливы. Любой здравомыслящий человек сказал бы, что они воспитали настоящую герцогиню, хотя ей и не было суждено стать невестой высокородного наследника. По мере взросления дочерей Литтоны убеждали себя, что Джорджиана станет прекрасной женой любого знатного человека. Однако со временем они перестали мечтать о возможном избраннике своей дочери.
К сожалению, так похожая на герцогиню девушка вовсе не была идеалом молодых людей. Несмотря на то, что в свете только и говорили о добродетелях Джорджианы, особенно престарелые вдовы, редко кто приглашал ее на танец, не говоря уже о замужестве.
Мистер и миссис Литтон объясняли это по-своему. По их мнению, любимая младшая дочь, скорее всего, потеряется в тени герцогини и не сумеет выйти замуж из-за отсутствия приданого.
Литтоны потратили все свои средства на учителей, поэтому их младшей дочери достались лишь жалкие гроши.
— Мы всем пожертвовали ради Оливии, — повторяла миссис Литтон. — Не понимаю, почему она так неблагодарна. Она ведь самая счастливая девушка в Англии.
Оливия же себя таковой не считала.
— Я выхожу замуж за Руперта лишь по одной причине — я смогу дать тебе приданое, — сказала она Джорджиане. Оливия прикусила кончики перчаток, чтобы стянуть их с руки. — Честно говоря, сама мысль о свадьбе выводит меня из себя. Я могу смириться с титулом, хотя он мне совершенно не нужен, но вот только мой жених ничтожный и глупый болван.
— Ты используешь жаргон, — начала Джорджиана, — и…
— Ничего подобного. — Оливия швырнула перчатки на кровать. — Я сама выдумала это выражение, и тебе не хуже меня известно, что в «Зерцале деревенщины» говорится о жаргоне. Цитирую: «Грубая речь, используемая самыми низменными слоями общества». И как бы мне ни хотелось стать представительницей этого низменного слоя, у меня нет никакой возможности добиться этого титула.
— И не надо. — Джорджиана уселась на диване перед камином. Оливии отвели самую большую спальню в доме, больше чем у матери и отца, поэтому близнецы нередко скрывались здесь от родителей.
Однако упрек Джорджианы был лишен обычной ярости. Оливия нахмурилась.
— Ты плохо провела вечер, Джорджи? Мой глупый жених постоянно меня отвлекал, и после ужина я потеряла тебя из виду.
— Меня было легко найти. Почти весь вечер я просидела рядом с почтенными вдовами.
— Милая! — Оливия присела рядом с сестрой и крепко обняла ее. — Подожди, пока я не стану герцогиней. Я обеспечу тебе такое приданое, что каждый джентльмен будет падать на колени при одной мысли о тебе. Они станут называть тебя «золотая Джорджиана».
Джорджиана даже не улыбнулась, и Оливия продолжала:
— Лично мне нравятся вдовы. У них всегда столько историй, например, о лорде Меттерснатче, который заплатил семь гиней, чтобы его высекли.
Джорджиана нахмурилась.
— Знаю, знаю! — не дала ей заговорить Оливия. — Это вульгарно. Но мне все равно понравился рассказ про костюм кормилицы. Радуйся, что не оказалась на моем месте. Кантервик весь вечер расхаживал по залу и таскал за собой меня с Рупертом. Все перед нами расстилались, хихикали у меня за спиной и спешили сообщить другим, какой счастливец мой глупый жених, потому что у него есть я.