Книга Красив и очень опасен - Энн Стюарт

В трубке воцарилась могильная тишина. Затем послышался сокрушенный голос Шона:

– Никогда не мог запомнить все эти даты, черт побери.

– Знаю, Шон. – Тон Кэссиди смягчился. Все-таки ему опять удалось пробить ее защитную броню. И почему она вечно прощает его, вместо того чтобы хоть разок проучить? – А почему ты считаешь, что мама звонила по поводу Ричарда Тьернана?

– Понятия не имею, – ответил Шон. И тут же голос его потеплел: – Кэсс, солнышко, я очень хочу тебя видеть.

– Зачем?

– Зачем? – эхом откликнулся он. – Я ведь с прошлого лета тебя не видел – с тех пор, как ты в Хэмптон приезжала. Я по тебе соскучился. Годы идут, а я ведь не вечен…

– Оставь это, Шон, – досадливо поморщилась Кэссиди. – Мы виделись на Рождество, и ты это прекрасно помнишь. Да и на немощного старца ты отнюдь не похож, так что смени пластинку. Говори прямо – что тебе от меня нужно?

– Я хочу, чтобы ты ко мне приехала, – сказал он, мгновенно меняя интонацию. – Пообщаемся немного, да и в твоих профессиональных навыках я очень нуждаюсь…

Кэссиди расхохоталась.

– Помнится, ты сам сказал, что всех литературных редакторов нужно поставить к стенке и расстрелять.

– Ты ведь не простой редактор, Кэсс, и отлично это понимаешь. Позволила бы мне хоть словечко замолвить, и не пришлось бы тебе торчать в такой дыре…

– Я очень люблю Балтимор, Шон, и мне здесь хорошо.

– Приезжай ко мне, заинька. – В голосе отца зазвучали бархатные нотки. – Тебе ведь отдохнуть надо. Да и в отпуске, наверное, давно не была. Мабри тоже без конца о тебе спрашивает. Она так за меня переживает, глупышка.

Кэссиди насторожилась. Неясная тревога, появившаяся с первой же минуты разговора, стала почти осязаема.

– А почему она переживает?

– Да простуда никак не проходит, – небрежно ответил Шон. – Я все твержу ей, чтобы не говорила глупостей, но Мабри не унимается. Это она заставила позвонить тебе.

Что ж, этому Кэссиди охотно поверила – Шон никогда никому не звонил по собственной инициативе.

– Признайся, – спросила она, – зачем я тебе на самом деле понадобилась?

– Ну ты у меня просто Фома неверующий, – рассмеялся отец. – Приезжай… пока не поздно.

И в трубке послышались короткие гудки. Кэссиди хмуро уставилась на нее. Затем со словами: «Лишь бы выпендриться!» – повесила трубку.

Нет, больше на его штучки она не поддастся. Прежде Шон – умелый манипулятор – всегда добивался от нее того, чего хотел. Кэссиди неспроста так тщательно отгородилась от него – духовно и физически. Шон был ненасытен – он поглощал с потрохами любую личность, имевшую неосторожность сколько-нибудь сблизиться с ним; во всяком случае, личность, воля которой уступала его собственной. Кэссиди с превеликим трудом удалось завоевать свою независимость, которую она теперь старалась хранить как зеницу ока.

История о том, что Шон заболел, была, разумеется, очередным вымыслом. За всю свою жизнь Шон О'Рурк не проболел и дня. Микробы, видимо, опасались с ним связываться. Этот приземистый, вспыльчивый и здоровый как бык мужчина буквально продирался по жизни, оставив позади пятерых жен, троих детей и бессчетное количество бестселлеров. Его с поразительной, неуемной и воистину юношеской страстью влекло к авантюрам. Ребенком Кэссиди боялась отца до паники, потом научилась, сохраняя спокойствие, держаться настороже.

И вот теперь она ему понадобилась. Вряд ли удастся отвертеться. Придется ехать. По-видимому, какие-то вопросы, связанные с новым романом Шона. Ведь в жизни ничего, кроме сочинительства, не трогало его.

Кэссиди уже мысленно составила план действий. Визита в отцовскую квартиру на Парк-авеню, которую он занимал вдвоем с Мабри, она ничуть не опасалась – ездить на себе отцу она уже не позволяла, а на Ричарда Тьернана ей, по большому счету, наплевать. Даже если этот злодей и вращался на орбите Шона, Кэссиди сомневалась, чтобы ему было до нее хоть какое-то дело.

Она не из той породы, которая вдохновляет убийц на преступление.

Черт побери, она уже совсем опоздала в ресторан… В Балтиморе стоял довольно теплый март, и Кэссиди предвкушала наступление весны; поездка в Нью-Йорк совершенно не входила в ее планы. Впрочем, тут уж ничего не попишешь. С детства беззаветно обожавшая своего невозможного отца, Кэссиди не могла ему отказать. Да, она возьмет несколько дней отпуска и слетает к Шону в Нью-Йорк, чтобы лишний раз убедиться – старый лис жив и здоров. Выведает, что ему на сей раз понадобилось, скажет «нет», прошвырнется по магазинам и возвратится в Балтимор.

Все, казалось бы, проще простого. Но почему тогда ее грызет это мрачное предчувствие?

Может быть, лучше выкинуть из головы просьбу отца, махнуть куда-нибудь на Карибское море и недельку понежиться на солнышке, разгоняя накопившиеся за зиму тоску и усталость?

Нет, Карибы подождут. Во-первых, нечего потакать депрессии, всякий раз подступающей к ней в это время года, а во-вторых, она все равно безнадежно испортит себе отпуск, всю неделю тревожась за отца.

Да, похоже, придется лететь в Нью-Йорк. Кэссиди уповала на господа, что отец не вовлечет ее в очередную сумасбродную затею.

Маньяки-убийцы и психопаты никогда ее не привлекали. В отличие от отца Кэссиди предпочитала сталкиваться с мрачной изнанкой жизни лишь на книжных страницах. Поэтому она всерьез надеялась, что и знакомство с Ричардом Тьернаном ограничится лишь чтением нового романа.

* * *

– Отстань, Мабри, – недовольно отмахнулся от своей пятой жены Шон О'Рурк, урожденный Джон Роурки. – Знаешь ведь, я терпеть не могу, когда надо мной причитают.

– Я ничуть не причитаю, – проворковала Мабри, привычным движением сбрасывая с худенького плечика шелковистую прядь белокурых волос. – Я просто говорю, что если твое состояние не улучшится, то я бы на твоем месте либо сходила к врачу, либо перестала рычать на меня без всякого повода.

– Черт возьми, я вовсе на тебя не рычу, – свирепо прорычал Шон. – Я только спросил, когда должна приехать эта чертова Кэссиди, черт бы ее побрал!

– Ты сегодня спрашиваешь об этом уже в третий раз, – с убийственным спокойствием заметила Мабри. – И в третий раз отвечаю: не знаю. Я, кстати, вообще не уверена, приедет ли она. Я сама позвонила ей, однако Кэссиди – штучка себе на уме, сам знаешь.

– Чтоб ее приподняло и хлопнуло! – смачно процедил Шон. – Ты сказала, что я болен?

– Я сказала именно то, что ты мне велел. Что ты простудился, однако выздоровление по непонятным причинам затягивается, и что ей лучше бы приехать навестить тебя.

– А она что сказала?

– Нечто невразумительное. Ты должен сам это понимать, Шон. Нельзя требовать от людей, даже самых близких, того, чего ты в свое время сам им не дал.

– Кэссиди меня не предаст, – убежденно сказал он. – Она верная, надежная и совершенно не злопамятная.