Книга Черный штрафбат - Андрей Орлов

Второй мотоцикл сменил направление, вылетел на обочину. Пулеметчик ошалело строчил куда попало, сам не ведал, что творил. Приподнялся Вершинин на обратной стороне дороги — с прилаженным к плечу фаустпатроном. Зорин поежился — промажет, и кому все достанется? Выплюнул гранату, колбаской покатился в кусты. Зорин прижался к земле, уши заткнул, но жмуриться не стал. Граната влепилась точно в люльку. Рвануло — туго, громко, полетели обломки мотоцикла с фрагментами тел. Выхлопная труба свалилась на бугор буквально перед носом — пыхнула дымком, ничего себе сигарета…

Водитель грузовика надавил на тормоз. Ну и зря — лучше бы рвался вперед, по мотоциклетным «запчастям». Распахнулась дверь — водитель соскользнул на подножку, театрально схватился за грудь и загремел под колеса. Солдаты, громко крича, размахивая автоматами и самозарядными винтовками, вываливались из кузова. Но пули уже неслись воробьиными стаями — добродушный Цыгайло и мрачный Дорохов, засевшие в нужном месте, работали не покладая рук. Двое рухнули в пыль, третий побежал по дороге — споткнулся, клюнул носом. У четвертого, похоже, ориентиры сместились в голове. Рехнулся, проще говоря. Вместо того чтобы пасть на колени и взмолиться о пощаде, приладил к пузу МП-40 с коробчатым магазином, принялся долбить по лесу. Зорин никогда не мог понять, почему этот фрицевский автомат (и недурственный, кстати) называют «шмайссером» — конструкцию разработал Генрих Фоммлер, а мастер оружейного дела Хуго Шмайссер к созданию конкретного оружия непричастен никаким боком. Впрочем, нам без разницы, «шмайссер» так «шмайссер». Две сухие очереди с позиции Цыгайло — и еще одним солдатом вермахта на свете стало меньше. И когда они, наконец, кончатся, эти солдаты вермахта?

Серебристый «Даймлер» перед поездкой тщательно помыли. Но успел еще обрасти в нижней части кузова российской пылью. Автомобиль — писаный красавец, длинный, как автобус, с откинутым верхом, с белыми колпаками на дисках — водитель начал судорожно сдавать назад. Уперся в кабину грузовика, вывернул руль… и вздрогнул, уронил окровавленную голову на баранку. С заднего сиденья вылезали двое — офицеры, высший состав. В элегантной форме мышиного цвета, отдраенных сапогах, в фуражках с высокими тульями. Один высокий, сухопарый, не физиономия — кремень, второй пониже, толстенький, пучеглазый. Первый выхватил из кобуры вороненый «люгер-парабеллум». Но Листвянский не дремал. Прозвучал одиночный выстрел, «парабеллум» выпал в пыль, офицер схватился за обожженное запястье. Молодец Сашка. Молодой, да меткий. Второй соорудил такое лицо, словно у него топор в спине, выронил красивую кожаную папку с выдавленным имперским орлом, задрал руки. Нижняя губа безвольно тряслась, пот сочился с лишнего подбородка.

Из кустов неторопливо выбирался Цыгайло. Подошел, похмыкивая в стриженые усы, реквизировал у пленного личное стрелковое оружие, сунул пальцем в папочку — поднимай уж. Тот нагнулся, не спуская глаз с разведчика, начал шарить пухлыми пальцами по пыли российского бездорожья. Первый рванулся с высокого старта! Вот уж не ожидали. Потешно так побежал — подбрасывая ноги выше зада. Махнул через канаву, продырявил кустарник. Только пятки засверкали.

— Ай, ты, кузнечик… — только и крякнул Цыгайло.

— Не стрелять! — ахнул Зорин.

Дорохов кинулся наперерез. Немец оттолкнул выросшую перед ним фигуру, Разведчик икнул и плюхнулся в траву мягким местом. Эх, Вася с парашютом… Мишка Вершинин сорвался, кинулся за беглецом — а тот уже мелькал между деревьями. Догнал, прыгнул сзади, как гепард на антилопу… и откатился, получив локтем в лицо, стал ругаться — в бога, душу, в такую-то дивизию.

— Вот гнида, сейчас я его придушу…

Немец поднимался, а Зорин был уже рядом. Подсек ногу, и офицер повалился на локти. Смотрел на Зорина злыми глазами, скрипел зубами в бессильной ярости, что-то шипел про «русиш швайне».

— Сам ты поросятина, — сказал Зорин, посылая приклад в челюсть. Немец опрокинулся и затих.

— Так его… — пробормотал Вершинин, неприязненно посматривая на офицера и потирая скулу, на которой мгновенно прорисовался фиолетовый синяк.

— Вяжи этого попрыгунчика, — буркнул Зорин, — готовый уже, на блюдечке. Да ноги только оставь — не нам же за него ходить…

Малой кровью отделались. Чертыхаясь, отряхивался Дорохов. Упал, конечно, не там, где сухо, а в мокрое. Второй офицер, страдая «тропической» лихорадкой, стоял на коленях посреди дороги. Цыгайло невозмутимо вязал ему руки и что-то добродушно приговаривал — словно сказку рассказывал. Сашка Листвянский — молодой девятнадцатилетний паренек — кошачьей поступью подкрадывался к кузову грузовика. А вдруг не все выскочили? Извлек из подсумка увесистую гранату РГД-42, похожую на банку с тушенкой. Разогнул усики, вынул чеку, одновременно прижав рычаг к корпусу гранаты.

— Эй, не тронь технику! — спохватился Зорин и побежал на дорогу. Поднял автомат, пригнулся и опустошил рожок по низу кузова, превратив брезентовый тент в дырявое решето. Осторожно сунулся в кузов — пусто, мог бы и не стрелять. Голые лавки, домкрат с насосом и запасное колесо, которому после пальбы уже ни домкрат, ни насос не помогут.

Всё. Отлично погуляли. Просто свадьба. Расслабился, оторвался от машины. Никто не выжил, кроме двух офицеров. Десять трупов, искореженная техника. Листвянский, закусив губу от усердия, вставлял чеку обратно в запал.

— Натворили, — ухмылялся Вершинин, выталкивая на дорогу очнувшегося офицера. Кляп из картофельного мешка Мишка вбил в него душевно — до трахеи. Воспаленные глаза безумно вращались, вываливались из орбит. Руки офицера были связаны за спиной, он вертелся, мычал.

— А чья идея? — покосился на него Зорин.

— Моя, — скромно признался Вершинин. — Может, медальку дадут. Сам посуди, командир, у тебя и «За отвагу» есть, и «За боевые заслуги», и «За оборону Сталинграда». А у меня ни хрена, кроме значка выпускника строительного техникума. Ты, кстати, не замечаешь ничего необычного? — Он кивнул на разбросанные по дороге тела. — Это не вермахт, Леха. Чуешь разницу между вермахтом и СС?

Он и сам сообразил, что не вермахт. Давно уже ворочалось беспокойство в груди. Те самые, призванные наводить ужас. «Schutzstaffel». «Эскадрильей прикрытия» когда-то величались. Создавались, как охранные отряды НСДАП — личное войско фюрера. А теперь — и войска, и спецслужба, и госструктура, и религиозно-мистический рыцарский орден… Солдаты вермахта носили тем-но-зеленые воротники. В Ваффен-СС преобладали серые. У армейцев на пряжках ремня был выбит прусский девиз: «Gott Mit UNS» — «С нами Бог». У солдат элитных войск — «Meine Ehre Heibt Ureue» — «Моя честь называется верность». Эсэсовцы на правой стороне воротника носили петлицы с изображением двух рун. Мертвые вояки так и делали. У офицеров в петлицах и на кокардах — значки в виде черепа. «Твою мать, — похолодел Зорин, — Мертвая голова». А наши-то не знают! По устаревшим разведданным, на этом участке фронта не было элитных частей, только 29-я мотопехотная дивизия вермахта, входящая в группу армий «Северная Украина». Ее изрядно потрепали под Житомиром и перебросили сюда — западнее Калиничей…

— Живо в грузовик, — приказал он, — и этих викингов тоже. Дорохов — за руль. Долго до развилки? — уставился на Мишку. — Метров восемьсот, говоришь?