Книга Имидж старой девы - Елена Арсеньева

– Ну надо же, двадцать лет здесь гуляю с собаками, а такоепервый раз вижу! Здесь всегда спокойно, как на кладбище! И вот вам, пожалуйста!Правда что кладбище стало!

Точно с таким же любопытством таращился на труп другой егопервооткрыватель. Этот чернявый парень лет двадцати пяти был обременен несобакой, а только грузом безмерного количества алкоголя, который нарушал егоприродный физический баланс. Проще сказать, парня клонило вперед-назад иболтало из стороны в сторону, как если бы в садике Кулибина вдруг разыгралсянемалый шторм и парковые аллеи начали качаться, словно корабль на волне.Смазливое черноглазое лицо, чрезмерно красное и отекшее от выпивки, казалосьБергеру отталкивающим. Впрочем, по ряду обстоятельств своей биографии, какслужебной, так и личной, Бергер имел основания относиться к чернокудрымкрасавчикам, особенно таким вот глазастым, с глубокой субъективной неприязнью,так что вполне возможно, что ничего отталкивающего в лице похмельного брюнета ив помине не было.

Чего нельзя сказать о лице трупа…

С первого взгляда стало ясно, что сей несчастный умер отудушья. Налицо были все признаки насильственной асфиксии: выкаченные глаза,раскрытый рот, багровые щеки, бессильно скрюченные пальцы. Труп еще не началостывать, и лицо пока не изменило тех тонов, в которые его окрасила смерть. Приэтом на шее мертвеца не было ни веревки, ни шарфа, оставляющих так называемуюстрангуляционную борозду, о которой так любят упоминать досужие детективщики.То есть женщина, которую успели заметить прохожие, не душила несчастного спомощью удавки или иного орудия убийства; не делала она этого также и голымируками. Сине-черных отпечатков пальцев на шее мертвого не имелось, да и в любомслучае затруднительно женщине задушить высокого, грузного, сильного мужчину,каким был покойник.

Но обнаружил Бергер вот что: из-под головы трупа, плотновпечатавшейся в асфальт, протекла темно-красная струйка. Ее было бы труднозаметить на голом черном асфальте, но дело в том, что рядом валялись несколькопятипалых желтых кленовых листьев, и они были запятнаны-забрызганы краснымикаплями. И поэтому Бергер, пониже наклонившись и напрягая зрение, заметил этуструйку. Кровь – а это, без всякого сомнения, была именно кровь – появилась отудара об асфальт. И это ставило под сомнение версию, которую Бергер выдвинул спервого взгляда: смерть от удушения. Конечно, неизвестная женщина могла сначаласбить свою жертву с ног, потом задушить, однако некоторые признакисвидетельствовали: тело, лежащее на черном асфальте, никто не трогал. Человекэтот, возможно, был мертв, еще прежде чем упал! То есть его никто не душил.Однако налицо типичная картина механической асфиксии… И именно в ту минутуБергер прозрел то, что затем безошибочно определила судмедэкспертиза: человекэтот умер не от удушения, но все-таки – от удушья.

Вид трупа был ужасен, однако Бергер за время своей недолгойжатвы на ниве правосудия на многое нагляделся и оставался спокойным там, гденормального человека надолго скрючило бы. Другое озаботило его сейчас:почему-то при первом же взгляде на несчастного у него возникло странноеощущение, что он уже видел этого человека. Разумеется, не таким – жутким,мертвым, а вполне живым и даже где-то привлекательным. Нет, Бергер не могсейчас вспомнить ни где это было, ни когда, не припоминал он также, как именновыглядел сей человек, что говорил… Музыку Бергер вспомнил, вот что! Вдругпрозвучал – словно комар над ухом пролетел! – короткий музыкальный фрагмент.Оркестр, шум в партере, сверкание занавеса…

Бергер напрягся, начал шарить по эфиру памяти, но в ту жесекунду волна воспоминаний была сбита внезапно и некстати завязавшимсяразговором.

– Интересно знать, за что она его так? – вопросил неведомокого хозяин бульдога.

– А может, она тут вовсе и ни при чем? – угрюмо, сдавленнопроговорил красавчик. – Может, она, как мы, наткнулась на труп – и с испугубросилась наутек? Если честно, я жалею, что и сам вовремя ноги не сделал!

Что он жалел, это было видно невооруженным глазом. И Бергерподозревал, что до сих пор парень не смылся, так как боялся поддаться земномупритяжению и рухнуть на асфальт. Он и говорил так сдавленно в основном потому,что едва мог справиться с пьяной отрыжкой. Непьющему Бергеру это казалосьотвратительным, и неприязнь к смазливо-отталкивающему субъекту стала уже струдом переносимой.

– Как это – ни при чем она?! – возмутился хозяин бульдога. –Что я, не видел их вместе, что ли? Шли да шли себе под ручку, потом, видать, онначал ее домогаться. Финт ногу задрал под деревом, ну, я и глазел по сторонамот нечего делать. Видел, как мужик начал ее тискать, ну, она вроде была непрочь, тоже прижалась к нему, да только тут же начала вырываться, вскрикнула,потом оттолкнула мужика, замахнулась – и бежать. А он схватился за лицо,покачался да и тоже рухнул – на спину.

Вся эта жуткая история была изображена в лицах, сдраматичными ужимками и прыжками, как выразился бы дедушка Крылов. На лицедея слюбопытством взирали не только Бергер и красавчик, но и продрогший бульдог,коего, как стало теперь понятно, звали Финт. Этот Финт, то ли увлекшисьпредставлением, то ли окончательно смирившись со своей участью, плюхнулся-такиголым задом на горку опавшей листвы и теперь не сводил глаз со своегоактерствующего хозяина.

– Понятно, – кивнул Бергер и повернулся к красавчику: – А вычто видели?

– Да ничего, – тот вяло пожал плечами. – Слышал женскийкрик, стук каблуков… ничего больше. А вы почему спрашиваете? Вам что, большевсех надо? – внезапно перешел он в наступление и задал тот самый вопрос,которого, если честно, давно ожидал Бергер. Да что! Он и сам себе все это времязадавал сей вопрос. И не находил ответа. Поэтому не удостоил ответом икрасавчика.

– Милицию давно надо вызвать! – не унимался тот. – Стоимтут, лясы точим, время теряем!

– Ну так и вызовите! – буркнул Бергер. – Что же не вызываете?Нечего лясы точить! Идите! Вызывайте! Инициатива наказуема, понятно?

– Ну и ладно! – огрызнулся красавчик. – И вызову!