Книга Джузеппе Бальзамо. Том 2 - Александр Дюма

– В котором часу ты потеряла сознание, как ты думаешь?

– Минут через десять после того, как потеряла тебя из виду.

– Значит, было около двенадцати часов ночи, – продолжал Филипп. – Как же в таком случае вышло, что ты вернулась домой в три часа? Прости мне этот допрос, дорогая Андре, он может показаться нелепым, но для меня он имеет большое значение.

– Спасибо, Филипп, – сказала Андре, пожимая брату руку – спасибо! Еще три дня назад я не смогла бы ответить, но сегодня, – это может показаться странным, – я отчетливее вижу все внутренним взором; у меня такое ощущение, будто чья-то чужая воля повелевает мне вспомнить, и я припоминаю.

– Дорогая Андре! Я сгораю от нетерпения. Этот человек поднял тебя на руки?

– На руки? – покраснев, пролепетала Андре. – Не помню… Помню только, что он вытащил меня из толпы. Однако прикосновение его руки подействовало на меня так же, как в Таверне. Едва он до меня дотронулся, как я вновь упала без чувств, вернее, словно уснула, потому что обмороку предшествуют болезненные ощущения, а я в тот раз просто заснула благодатным сном.

– По правде говоря, Андре, все, что ты говоришь, представляется мне до такой степени странным, что если бы не ты, а кто-нибудь другой мне это рассказал, я бы ему не поверил. Ну хорошо, договаривай, – закончил он невольно дрогнувшим голосом.

В это время Жильбер жадно ловил каждое слово Андре, он-то знал, что пока все до единого слова было правдой.

– Я пришла в себя, – продолжала девушка, – и увидела, что нахожусь в изысканной гостиной. Камеристка вместе с хозяйкой сидели рядом со мной и, казалось, ничуть не были встревожены, потому что, едва раскрыв глаза, я увидела, что меня окружают улыбающиеся лица.

– Ты не помнишь, в котором это было часу?

– Часы пробили половину первого.

– Ага! Прекрасно! – с облегчением проговорил молодой человек. – Что же было дальше, Андре?

– Я поблагодарила женщин за хлопоты. Зная, что ты беспокоишься, я попросила немедленно отправить меня домой. Они отвечали, что барон опять пошел на место катастрофы за ранеными; он должен был скоро вернуться вместе с каретой и отвезти меня к тебе. Было около двух часов, когда я услыхала шум подъезжавшей кареты; меня охватила дрожь, какую я уже испытывала при приближении этого человека. Я упала без чувств на софу. Дверь распахнулась, и, несмотря на обморок, я почувствовала, что пришел мой спаситель. Я опять потеряла сознание. Должно быть, меня снесли вниз, уложили в фиакр и привезли домой. Вот все, что я помню.

Филипп высчитал время и понял, что сестру привезли с улицы Экюри-дю-Лувр прямо на улицу Кок-Эрон, так же как раньше она была доставлена с площади Людовика XV на улицу Экюри-дю-Лувр. С нежностью взяв ее за руку, он радостно произнес:

– Благодарю тебя, сестричка, благодарю! Все расчеты совпадают с моими. Я пойду к маркизе де Савиньи и поблагодарю ее. Позволь задать тебе один второстепенный вопрос.

– Пожалуйста.

– Постарайся вспомнить, не видела ли ты в толпе знакомое лицо?

– Я? Нет.

– Жильбера?

– Да, в самом деле, – проговорила Андре, напрягая память. – Да, в тот момент, когда нас с тобой разъединили, он был от меня в нескольких шагах.

– Она меня видела, – прошептал Жильбер.

– Дело в том, Андре, что когда я искал тебя, я нашел бедного парня.

– Среди мертвых? – спросила Андре с оттенком любопытства, которое существа высшего порядка проявляют к низшим.

– Нет, он был только ранен; его спасли, и я надеюсь, что он поправится.

– Прекрасно, – заметила Андре. – А что с ним было?

– У него была раздавлена грудь.

– Да, да, об твою, Андре, – прошептал Жильбер.

– Однако во всем этом есть нечто странное, вот почему я говорю об этом мальчике. Я нашел в его напрягшейся от боли руке клочок твоего платья.

– Это действительно странно.

– Ты его не видела в последнюю минуту?

– В последнюю минуту, Филипп, я видела столько страшных лиц, искаженных ужасом и страданием, столько эгоизма, любви, жалости, алчности, цинизма, что мне кажется, будто я целый год прожила в аду; среди всех этих лиц, промелькнувших перед моими глазами, я, вполне возможно, видела и Жильбера, но совсем этого не помню.

– Откуда же в его руке взялся клочок от твоего платья? Ведь он – от твоего платья, дорогая Андре, я выяснил это у Николь…

– И ты ей сказал, откуда у тебя этот клочок? – спросила Андре: ей вспомнилось объяснение с камеристкой по поводу Жильбера в Таверне.

– Да нет! Итак, этот клочок был у него в руке. Как ты это можешь объяснить?

– Боже мой, нет ничего проще, – спокойно проговорила Андре в то время, как у Жильбера сильно билось сердце. – Если он был рядом со мной в ту самую минуту, как меня стала приподнимать, если можно так выразиться, сила взгляда того господина, мальчик, вероятно, уцепился за меня, чтобы вместе со мной воспользоваться помощью подобно тому, как утопающий хватается за пловца.

– Как низко истолкована моя преданность! – презрительно прошептал Жильбер в ответ на высказанное девушкой соображение. – Как дурно думают о нас, простых людях, эти благородные! Господин Руссо прав: мы лучше их, наше сердце благороднее, а рука – крепче.

Только он хотел прислушаться к разговору Андре с братом, как вдруг услыхал позади себя шаги.

– Господи! В передней кто-то есть! – прошептал он. Он услыхал, что кто-то идет по коридору, и ринулся в туалетную комнату, задернув за собой портьеру.

– А что, дурочка-Николь здесь? – заговорил барон де Таверне; задев Жильбера фалдами сюртука, он вошел в комнату дочери.

– Она, наверное, в саду, – отвечала Андре со спокойствием, свидетельствовавшим о том, что она не подозревала о присутствии постороннего. – Добрый вечер, отец!

Филипп почтительно поднялся, барон махнул ему рукой в знак того, что тот может оставаться на прежнем месте, и, подвинув кресло, сел рядом с детьми.

– Ах, детки, от улицы Кок-Эрон далеко до Версаля, особенно если ехать туда не в прекрасной дворцовой карете, а в таратайке, запряженной одной-единственной лошадью! Однако я в конце концов увиделся с ее высочеством.

– Так вы приехали из Версаля, отец?

– Да, принцесса любезно пригласила меня к себе, как только узнала, что произошло с моей дочерью.

– Андре чувствует себя гораздо лучше, отец, – заметил Филипп.

– Мне это известно, и я об этом сообщил ее высочеству. Принцесса обещала мне, что, как только твоя сестра окончательно поправится, ее высочество призовет ее к себе в малый Трианон; она выбрала его своей резиденцией и теперь устраивает там все по своему усмотрению.

– Я буду жить при дворе? – робко спросила Андре.