Книга Дипмиссия - Вадим Владимирович Денисов

больничном наш шеф, простыл. Лечится каштановым медком и наливками. Но это я так, в порядке обязательного ворчания. Рейс быстрый, пустой… Ты не стой посередине-то, сейчас поворот будет.

Какой шикарный штурвал из благородного дерева! Новенький, словно вчера сделан. И венский стул такого же цвета.

Главное русло Волги внезапно сузилась, острова стали выше, вокруг возникли красивые холмы. Корабль, не теряя канал, пошёл вправо.

Просто россыпь островов и островков!

— Не-не! Там для нормального парохода вообще навигации нет! Только для мелочи, — сообщил вахтенный, проследив мой взгляд. — А уж в дождь с туманом вообще пипец, какая там навигация? Надо на прикол становиться.

Рулевому было скучно одному в рубке, и он был рад поговорить. Новые уши лечат душу. Тогда поможем.

— А чё вы пустые-то, грузов в Берлине не нашлось?

— На долгожданный ремонт идём! Накопилось всякого. Ходили по Волге с патрулями, потом экспедицию на север забрасывали, не скажу кого, но в какой-то момент штуртросы начали конкретно ослабевать, старые уже… Военному кораблю так нельзя, сам понимаешь. Швартового матроса, юнгу нашего, мы из Берлина на попутке в Замок отправили, чтобы готовил там всё к ремонту, а сами водой.

— Что, тяжело управлять? — поддержал я разговор, рассматривая грамоту в рамочке на стене.

— Ну… Понимаешь, реакция стала специфическая. Иногда кажется, что штурвал вообще не связан с кораблём. Если начать вращать, намереваясь, скажем, принять «право на борт», то пароход сперва подумает, правильно ли он всё понял, а затем начнет выполнять команду с такой прытью, что хоть плёткой останавливай. А если допустить резкое возвращение штурвала назад, то начнётся крутой разворот в обратную сторону с наименьшей циркуляцией, то есть почти на месте.

— Хрена себе! — это ненадолго отвлекло меня от изучения рубки,

— Потому мы и паксов в порту не взяли, отвечай потом за них… Разве что тебя было приказано забрать.

— Как же тогда управлять? — спросил я, продолжив рассматривать интерьер.

И тут богато, всё блестит, красное дерево, карабин «колчак» на стене, две ракетницы. Настенные часы, второй судовой компас, секстант, барометр, большой цветной дисплей, эхолот на два датчика, пара радиостанций.

— Если говорить с ним осторожно и очень вежливо, то вполне можно добиться послушания. Беда в том, что всё это держит рулевого в постоянном напряжении, блин, рук от штурвала не оторвать.

— Понимаю. Я сам немного поработал мотористом на «Ярославце».

— Да иди ты! И за штурвалом стоял?

— Ну а как же.

— Слушай, Максим! — возбудился Павел. — Постой за меня, позарез в гальюн надо! А колесо не бросишь.

— Ну… Пф-ф… Не знаю, давненько это было, — растерялся я. — Сам же говорил про специфическую реакцию.

— Да ты не вибрируй, я постараюсь быстро!

— А что этот, Корнеев?

— Ха! Предложит сесть на горшок прямо в рубке, он нынче вредный, злой. У него «Нерпа» сломалась, капитально и надолго. У нас временно, ждёт, когда инженеры заново паровую машину рассчитают и соберут. Чего такому специалисту на берегу без дела сидеть, квалификацию терять? А нашего механика забрали, он на севера уплыл, секретное дело… Да и кэпа надо подменить. Но я тебе ничего не говорил!

Ну и не говорил бы. Зачем мне вообще что-то знать о поворотах карьеры чьих-то механиков, с которыми я не пересекаюсь ни в быту, ни по работе? Рассказать ему, что ли, о подменах всех шоферов анклава?

Ничего, слушай терпеливо, Макс, сейчас ты пассажир, а пассажир обязан слушать. Я досадливо покачал головой, но рулевой расценил этот жест иначе.

— Да здесь ничего не случится, отрезок детсадовский! Мотать начнёт, когда выйдем из тени Этбая и островов. Там даже шквал может налететь. Вон, видишь, ветер быстро поднимается, тогда уж точно никуда не отойду. А мне надо, очень надо. Так как?

— Ладно, порулю, — нехотя согласился я. — Ты только не держи в себе ничего, побыстрей давай, а?

— Пулей!

Пулей и умчался. Вот такая у меня жизнь, всё пробую, везде бываю, всё понемногу знаю. Трудовой спецназ, так сказать.

Он вернулся очень вовремя. «Дункан» вышел из-под гостеприимного прикрытия островов и резво выскочил на речной простор. Сначала всё шло хорошо. Павел держал штурвал, я с любопытством глядел вперёд. Механик Корнеев, судя по всему, невозмутимо ковырялся где-то в недрах машины.

Но дальше ничего хорошего нас не ждало. Как и предрекал вахтенный рулевой, внезапно поднялся жуткий шквалистый ветер с сильным косым дождём. Берега, что справа, что слева, начали быстро скрываться из вида. А я по команде Павла смотрел на экран эхолота и во все стороны сразу, пытался запомнить направление ветра, чтобы суметь вернуться и встать на фарватер.

Берега исчезли во мгле. РЛС, как выяснилось, не работает, какой-то вышедший из строя блок юнга увёз на ремонт в Замок. По объективным причинам знаков водной обстановки на Волге всё ещё очень мало. Как сказал Павел, на участке всего два буя, и один мы уже точно пропустили. Валять с боку на бок стало страшно, корпус потрескивал. Мне казалось, что на борту нет управляемых систем, и вообще, мы ломимся в самый шторм и в полную неизвестность.

Задница!

Тут заскрежетало железо, откинулась тяжёлая дверь, и в рубку быстро протиснулся механик Корнеев, человек со смешно выпяченной нижней губой, в прорезиненной штормовке и мягкой морской фуражке с «крабом», который для начала на нас наорал:

— Вы что творите? Там в камбузе всё разлетелось!

— Вон он! — крикнул мне Паша, показывая рукой во мглу, где по курсу еле заметно проявился второй буй.

В шквалистой мгле не было видно ни берега, ни неба. Мы замечали только исчезающий под вспененной водой нос, взлетающие и несущиеся через крышу рубки брызги, и тупой удар, когда волна перелетала через рубку и сваливалась через левый борт.

— Нормально пока, пока ничего страшного, держимся пока… — голосом начинающего гипнотизера успокаивал меня новый знакомый. Или себя.

— Да, уж… Сколько ходил на «Дункане», а первый раз вижу, как нос под водой скрывается, — задумчиво молвил Корнеев, обоими руками стряхивая с себя воду.

— Как думаешь, не развалимся? — противоречиво поинтересовался у коллеги рулевой.

— А чего об этом думать, если развалимся, то думать бесполезно, всё равно пузыри пускать.

— Надеюсь, на заводе швы варили хорошо.

— На каком заводе, Паша? Мы с капитаном сами всё переваривали. Ничего не развалится, ты рули, давай.