Книга Артистка - Саша Урбан

когда судьбоносное решение берется буквально из ниоткуда. Для мадам Арно таким решением стало сбежать от изменявшего ей мужа посреди ночи, взяв в подельники девушку, которую он, возможно, обрюхатил. Она сдержала свое обещание, дала Бернадетт еще наличных и щедро оставила ей все, что от жадности впихнула в чемодан несостоявшейся актрисы: шкатулку с часами мужа, пару шелковых платьев, жемчужное колье. Сказала, что как бы Бернадетт ни решила поступить, деньги ей понадобятся. А потом села на поезд и уехала в Лион. Месье Арно же через несколько дней тяжелого запоя застрелился. О нем дали короткий некролог, в котором сообщили, что мужчина не смог пережить тоски от разлуки с женой.

Как сложилась дальше жизнь мадам Бернадетт не знала. Девушка уехала на Лазурный берег, прикинулась вдовой и продала там вещи Арно, сняла комнату и планировала поступить на службу в местный театр, но что-то не сложилось. Она вспоминала горящие глаза мадам Арно, решимость, сделавшую женщину похожей на древнюю богиню, и понимала, что играя Офелию или Джульетту вряд ли сможет так же впечатлить хотя бы одну из женщин, всю жизнь слушающую россказни о том, что ей необходим мужчина подле нее. И, стоило ей это осознать, в ее душе проснулась жажда. И Бернадетт снова вышла на охоту.

Полученные от мадам Арно деньги позволили ей несколько месяцев прожить, не беспокоясь о финансовой стороне жизни. Бернадетт ходила в рестораны, смотрела, как живут богачи, что они любят, а на что не обращают внимания. Как правило, во вторую категорию входили их жены и прислуга. За годы своей карьеры Бернадетт мастерски освоила роль горничной, няни, гувернантки. Она больше не вмешивалась в личную жизнь хозяев. Она даже почти не играла, она поднялась до уровня режиссера — меняла декорации, настраивала свет так, чтобы в один прекрасный момент женщины видели чудовищ, которых избрали своими мужьями и… что делать дальше было их делом.

Вот сейчас Бернадетт уже третью неделю работала горничной в Лондоне, в шикарной квартире мистера и миссис Харвистон, которые нанимали прислугу исключительно по рекомендации знакомых. Бернадетт пришлось постараться, несколько месяцев сначала убираться в доме мистера Барти, надеявшегося получить повышение, потом перейти к мистеру и миссис Джонс, которым понравилась миловидная темноволосая девушка, не оставлявшая после себя ни пылинки, и только пару семей спустя она смогла «подняться» до уровня прислуги Харвистонов. Она сразу поняла, что они стоят этих усилий. В их доме буквально пахло деньгами, а мистер Харвистон одним своим видом пробуждал в Бернадетт азарт.

Мистер Джордж Харвистон был похож на голливудского актера, в нем было безупречно все: блестящие волосы, ровный загар, белоснежные зубы, даже у налоговой не было к нему вопросов. У него не было ни единого прыща или седого волоса, зато была аллергия, проявлявшаяся каждый раз, стоило его жене заговорить о том, что она хочет работать. Или заниматься бизнесом. Или писать книги, картины, ездить с благотворительными миссиями в развивающиеся страны. В этот момент мистеру Харвистону закладывало уши, в глаза темнело, и на несколько минут он словно выпадал из реальности. А потом возвращался и, как ни в чем не бывало, продолжал рассуждать о том, что ему рассказали этим вечером в клубе, какую машину стоит заказать из Штатов и каким маршрутом лучше пройти под парусом в этом сезоне.

На днях Бернадетт застала миссис Харвистон в слезах. Молодая женщина собирала чемодан, шмыгая носом. Джордж сидел к ней спиной и читал книгу.

— Это для твоего же блага, проведешь пару недель на Сицилии, отдохнешь, как следует, и вернешься домой, как ни в чем не бывало.

— Ты меня совсем не слушаешь.

— Я слышу, что твои женские собрания на тебя плохо влияют. Тебе будет полезно провести пару недель на вилле, поверь. Никакого телевизора, только девственная природа, апельсиновые деревья и морепродукты. Я слышал, вам это полезно. А когда ты вернешься, мы обсудим твои идеи про работу или что ты там хотела.

— О, правда? — она просияла. Муж даже не обернулся.

На следующий день он приказал Бернадетт расставить стаканы в гостиной и освежить пепельницы. Еще несколько часов мужчины пили виски и обсуждали, как тяжело стало иметь жен, которые не хотят заниматься домом и только и делают, что работают, позоря тем самым своих супругов.

Бернадетт уже знала, что делать. Она направилась на кухню и принялась переставлять вещи местами. Оказывается, даже такой мелочи, как тарелки на месте чашек, было достаточно, чтобы заставить мужчин чувствовать себя абсолютно беспомощными. Она не ограничилась утварью, а спрятала продукты из холодильника в морозильник, а на их место поставила специи, вместо брюк развесила в шкафу простыни и платья миссис Харвистон. А потом, довольная собой, вывернула в свою сумочку содержимое пары шкатулок, захватила немного наличных и выбросила в мусорный ящик парик — визитную карточку «Артистки».

Еще пару дней мистер Харвистон будет разбираться, куда пропали его носки и почему никуда не исчезают грязные стаканы, а потом ему потребуется еще пара дней, чтобы добраться до мистера Барти, так и не ставшего партнером в компании. А Бернадетт к тому времени уже успеет уехать очень далеко. Продаст украшения знакомому оценщику на Лазурном берегу, а оттуда двинется куда-нибудь еще. А мисс Харвистон, по возвращении, убедится, что не так уж и великолепен всесильный мозг ее мужа.

Только в поезде Бернадетт смогла расслабиться. Она сняла шляпку, поправила упругие темные локоны и алую помаду, расправила стрелки на брюках и убрала чемодан под сидение. Она обожала путешествовать первым классом. Если бы когда-нибудь появился европейский профсоюз воровок, Бернадетт прочитала бы целую лекцию о том, почему поездки первым классом — это лучшее решение для представителей их профессии. Во-первых, полиция всегда начинала поиски в «маргинальных» вагонах. Во-вторых, если бы на предмет воровства начали проверять всех привилегированных пассажиров, то тюрьмы бы наполнились очень быстро и государственные бюджеты бы разорились за считанные недели. Ну а в-третьих, было очень приятно побаловать себя бокалом вина после трех недель в теле испанки-горничной.