Книга Границы памяти - Ян Кириллов

— Моё сердце по-прежнему с ним.

— С Миенхотом? Он безумец. Убийца. Деспот, — произносил Инкрим, шаг за шагом приближаясь к Арустар.

— Как и ты.

— Между нами есть разница: я убиваю во имя империи. Он — ради славы.

— Вы ничем не отличаетесь. Убьёшь меня?

Инкрим посмотрел на округлившийся за последние луны живот Арустар. Нож блеснул в его руке.

Три года спустя, проведя в темнице девятьсот девятнадцать дней, Инкрим стоял перед судом. По иронии судьбы, местом суда избрали ту самую арену, где когда-то бился его отец. На подсудимого с трибуны глядела Арустар, с трёхлетним малышом на руках. В её глазах читались жалость и неисполнимое желание повернуть время вспять.

Инкрима осудили на сто восемь лет саркофага. Каменный саркофаг построили в той пещере, где два года скрывался будущий Инкрим, возглавляя восстание. Ёмкость залили сон-молоком, что замедляло жизненные процессы и сохраняло жизнь на протяжении столетий. Такой способ наказания применялся далеко не впервые — многие века в саркофаги заключали королей и императоров. Это было гуманнее, чем казнь, и всё же саркофага боялись больше смерти. Заключённого в этот каменный ящик обрекали долгие годы видеть кошмары, от которых невозможно проснуться. Инкрим не боялся, ведь худший кошмар в своей жизни он пережил. Он знал, что и с кошмарами можно справиться — нужно только принять свою тёмную сторону. Когда над Инкримом опустилась каменная крышка, он улыбался. Он засыпал с одной мыслью: «Я вернусь».

Глава 1. Фред Берроу

1

Фред самозабвенно мыл машины. Снова и снова, мощная струя пенной воды, способная отсечь руку, проходилась по корпусу, не оставляя ни пятнышка. С такой же тщательностью Фред очищал коврики, пылесосил дорогие и не очень салоны, оттирал окна изнутри сначала влажной, а потом сухой тряпкой. Он обожал свою работу за то, что в ней можно было пропасть. Не надо было ни о чём думать — просто позволь своим рукам делать то, что нужно.

И всё же, Фред ненавидел свою жизнь. За плечами остались два года наркодиспансера и год бесцельного шатания по улицам. К двадцати трём годам Фред Берроу так и не поступил в колледж и потерял всякую надежду на то, что жизнь когда-нибудь наладится. Автомойка позволяла убежать от проблем. Его работа была из тех занятий, которые не наделяют грузом ответственности и не вызывают осуждения обществом. Дополнительным бонусом служили деньги, позволявшие хотя бы оплачивать своё проживание у мачехи Стоун.

Утром, третьего сентября, идиллия закончилась. Гарри — молодой босс — не желая слушать возражений, поставил Фреда перед фактом: автомойка переходит в режим самообслуживания. Вспышка произошла на фразе «Теперь ты будешь сидеть за кассой». Неприятный разговор случился в восемь утра, после ночной смены, а уже в десять злой, но довольный собой Фред Берроу шёл по улице Торонто, запустив руки в карманы. Вновь и вновь он прокручивал в голове, как послал начальника. Он жалел об этом поступке, ведь можно было сказать: «Гарри, я не виноват, что ты не умеешь вести бизнес», но вместо этого Фред отправил его туда, откуда обычно не возвращаются девственниками. Разумеется, после такого, о работе за кассой, да и вообще работе на автомойке, не шло и речи.

На Янг-стрит частенько попадались группы туристов, и гиды с удовольствием расхваливали им «самую длинную улицу мира». Проходя мимо, Фред не мог не вставить фразу:

— Вас дурят. Янг-стрит переходит в шоссе №11.

Он хорошо знал, куда ведёт улица Янг, но понятия не имел, куда бредёт сам. После сегодняшнего скандала Фред воспринимал утро как вечер, и неважно было, что солнце светит не с той стороны. До дома было довольно далеко, и можно было бы, как обычно, сесть на автобус, но так бы поступил другой Фред. Тот, который не потерял работу и веру в человечество.

Люди вокруг торопились кто по делам, а кто по магазинам. Улица радовала глаз различными вывесками и рекламой, но только не глаз Фреда. В этом состояла ещё одна его особенность — Фред видел окружающий мир в приглушённом цвете. В прямом смысле, примерно как на цветной, но довольно старой киноплёнке.

Внезапно в голове что-то щёлкнуло, и Фред остановился. Мысль о том, что можно сократить путь домой кольнула его в самое сердце. Вот только домом теперь виделась не двухкомнатная квартирка в Джейн энд Финч, а что-то бескрайнее, заоблачное. Недолго думая, он вышел на проезжую часть.

Реальность оказалась куда прозаичнее ожидания: машины не стали давить случайного похожего. Вместо этого водители притормаживали, сигналили и, ругаясь, объезжали одинокую фигуру.

«Слабаки».

Тут он обернулся. Девушка стояла на тротуаре и глядела прямо на него. Сначала Фред не поверил: очень мало кто из девушек вообще когда-либо удостаивал его внимания. Тем более такого. Девушка была на удивление красивой — каштановые волосы, кожа цвета кофе с молоком, изящное изумрудное платье… Изумрудное! Фред поймал себя на мысли, что чётко видел каждый оттенок её платья, кожи, волос. Он даже различил цвет её глаз — чайные. Они определённо были чайными. Нет, он бы не простил себе, если бы такие удивительные глаза этим утром узрели трагедию.

Наверное, девушка поняла, что Фред смотрит на неё. Пошарив в сумочке, она достала телефон. При этом из сумки выпорхнул небольшой белый предмет — скорее всего, визитка. Незнакомка заспешила куда-то, забыв про кусочек плотной бумаги. Фред тут же вернулся на тротуар, подобрал визитку и прочёл: «Рита Сёрчер. Джаз-клуб «Five to Six». Больше чем просто джаз».