Книга Пересечение - София Санчес

даруя окружающим чудные погожие деньки. Они решили погулять по набережной вдоль Фонтанки, а затем зайти в Гостиный двор и неспешно к вечеру возвратиться домой.

Они остановили пролетку и возница повёз их вниз, Андрей держал руку супруги всю дорогу и она счастливо улыбалась ему, предвкушая насыщенный день. Он просил остановиться и помог Юлии спустится с подножки, а затем неспешно направились вниз по течению Фонтанки. Дойдя до Обуховского моста, они некоторое время смотрели на голубые купола Троицкого собора. Морозный воздух смешанный с тёплыми лучами обжигал кожу лица, когда они прогуливались по мосту перекинутому через реку. Не успев вдоволь насладиться красотой немного оттаявшего города, как обернувшись они заметили что их догоняет Кузьма, лакей служивший у них.

— Андрей Петрович, прошу прощения, но вам велено немедля передать — это из Богородицкого уезда, — запыхавшись сказал он, поправляя сбившуюся меховую шапку.

— Что это? — Андрей быстро сломал печать, зная загодя от кого это письмо.

— Что там? — Нетерпеливо спросила Юлия, достав руки из муфты, чувствуя как от волнения стало жарко.

— Матушка больна, просит приехать как можно скорее, — он опустил руку и смотря на Троицкий собор, подумал что вскорости он может потерять родного человека.

— Опять приступ? — Еле слышно пролепетала Юлия.

— Да, в этот раз все серьёзнее, — пряча письмо в карман редингота отозвался он, — надобно завтра же ехать.

— Конечно, дорогой, — вздохнула она, взяв его под руку.

Они быстро добрались до дома, надобно было собираться в дорогу, путь не близкий, а сколько осталось Анне Степановне было неизвестно. Андрей хотел застать мать живой и изрядно нервничал, приходилось оставить свою супругу в городе одной, не смотря на родственников и знакомых, с которыми они не очень то ладили.

Едва оказавшись в стенах родного особняка, Андрей приказал доставать саквояж и приготовить одежду, ибо завтра же с денницей он покинет столицу. Юлия с замиранием сердца смотрела на изрядно взволнованного мужа, опасаясь даже спросить берёт ли он её с собой, а только вздыхая поглядывала как он раздаёт команды крепостным.

— Андрей, мне очень жаль, но что же делать мне, — не выдержав спросила она. — Ехать ли за тобой, или ждать томясь в нетерпении.

— Жюли, моя дорогая супруга, — он ласково взял её руку в свои горячие ладони, — тебе не надобно вот так бросаться со мной в дорогу, а лучше подожди седмицу и приезжай в Протасовку, все равно на лето мы собирались туда.

— Ты прав, я так и сделаю. — Заявила она. — Значит наш сын родится там, а не здесь?

— Да, именно и бойся уже в начале лета я привезу Павла Сергеевича и он будет наблюдать за тобой, а затем поможет при рождении нашего малыша. — Он поцеловал её руку, а она наградила его счастливой улыбкой.

— А ты, обещай что напишешь когда будет что-то известно, — обнимая мужа просила она.

— Конечно, любовь моя, — целуя светлую макушку отозвался он, с грустью осознавая что придётся оставить жену в положении.

Едва расцвело Андрей уже просил закладывать дорожную карету и относить немногочисленные собранные вещи. Мучительные мысли о матери съедали изнутри, неизвестность томила и мучала, хотелось скорее узнать о её состоянии и оттого он сильно нервничал. Они хоть и мало проводили времени вместе, ведь он с измальства воспитывался с бабушкой, мать волновала его и беспокойства о ней не давали покоя. Рассматривая портрет на стене написанный художником Купальским, во времена когда он часто навещал её в Тульской губернии и между ними не было ещё той пропасти непонимания и обид. А затем учёба: фехтование, танцы, плавание, охота, верховая езда, ещё позже в шестнадцать лет — он поступил на военную службу, где их встречи были раз в три, а порой и в четыре года.

Вспоминая её слезы во время встреч, а тем паче во время прощания, у него тоскливо забилось сердце. Он о многом жалел, но простить то, что его родная мать уделяла больше внимания чужой девочке, которую она некогда приютила, став ей крестной, он никак не мог. Её она опекала, любила, баловала, из-за неё отказывалась жить в столице, предпочитая заключить себя в Богородицком уезде, изредка позволяя посещать Богородицк по делам имения и ещё реже Петербург, не желая оставлять свою любимицу одну. Злость исказила его лицо, но одернув себя принял строгий вид, понимая что матери нужна его поддержка. Андрей вздохнул и едва лакей сообщил что карета ожидает у парадного, приказал нести редингот и цилиндр — путь ему предстоял не близкий.

Глава 2

Тульская губерния, Богородицкий уезд

В Тульскую губернию он прибыл спустя четыре дня. В пути останавливался на почтовых станциях, меняли лошадей, оставались на ночь, дорога была не из легких. Порой колеса экипажа увязали в густой грязи, а весеннее половодье разливалось топкими лужами, мешающими продвижению тяжёлом экипажу. Андрей вздохнул с облегчением когда въехали в Богородицкий уезд, он неустанно думал о матери, представляя что может и не застать её в живых. Страшные мысли точно зверь с огромной пастью пожирал его с новой силой, он как мог успокаивал себя, настраиваясь на приятные мысли. Сколько они не виделись? Он и сам забыл когда мать обнимала его, благословляя на дальнейшую жизнь, плохо помнил её голос, но синие глаза забыть не мог, ведь у него такие же — достались от неё, а вот черты лица — наследство отца, прямой нос и русые волосы. Его он знал лишь по портрету, что висел в гостиной на Садовой, тот умер когда ему было три года. Погрузившись в невесёлые думы он не заметил, что они уже подъезжали к особняку. Эти места он плохо знал, ведь бывая здесь, надолго не задерживался, но все же они были живым напоминанием их счастливых времён. Карета встала у парадного, кучер помог князю сойти на землю и Андрей с тревогой посмотрел в большие окна на втором этаже, где располагалась спальня матери. Вокруг не было ни души, казалось дом погрузился в траур, хотя неизвестно что там внутри, но предчувствие было отнюдь не хорошим. На ходу сняв цилиндр, Андрей поднялся по широким каменным ступеням, здесь его всегда провожала матушка, осыпая благословениями, долго провожала его глазами, а он старался не оборачиваться, не желая видеть её слезы. Оказавшись в вестибюле, его встретил лакей в поношенной ливрее, он принял редингот и цилиндр, провожая в гостиную. Время в дому будто замерло, обстановка не менялась много лет, даже тот же лакей, только изрядно постаревший, все напоминало о годах его