Книга Хронология воды - Лидия Юкнавич

ящика к ящику и вытягивала из каждого именно то, а не другое, меня рассмешило. Когда она прикарманила что-то из моего ящика, я расхохоталась так, что непрожеванная яичница вылетела изо рта. Никто не понимал, в чем дело. Только озабоченно смотрели на меня и охали, как какие-то мультяшные версии самих себя. И всё же я им ничего не объяснила.

Я чувствовала себя не сумасшедшей — отсутствующей. Когда я достала всю подаренную мне младенческую одежду и выложила ее рядами на темно-синем ковре вперемежку с камнями, это показалось мне совершенно нормальным. Но остальные снова заволновались. Моя сестра. Мой муж Филлип. Мои родители, приехавшие на неделю. Эти незнакомцы.

Когда я спокойно присела в магазине и пописала на пол, мне казалось, я сделала что-то совершенно естественное для тела. Реакция кассирш мне не слишком запомнилась. Помню только их синие вельветовые фартуки с надписью «Альбертсон’c». У одной женщины — прическа-улей, а на губах помада цветом как старая банка кока-колы. Помню, что подумала: должно быть, я угодила в прошлое.

Позже, когда я куда-нибудь ходила с сестрой, с которой жила в Юджине, — то по магазинам, то в бассейн, то в Орегонский университет, — люди спрашивали о моей малышке. Я без запинки врала в ответ: «О, да она самая прекрасная девочка! У нее такие длинные ресницы!» Даже два года спустя, когда знакомая остановила меня в библиотеке, спросив о дочери, я сказала: «Она прекрасна, она мой свет. Уже рисует настоящие картины в садике!»

У меня и в мыслях не было прекращать. Я даже не осознавала, что вру. Просто следовала сценарию. Цеплялась за него, чтобы жить.

Я думала начать эту книгу с самого детства, с начала своей жизни. Но в моей памяти всё не так. Воспоминания вспыхивают на сетчатке. Не по порядку. В жизни вообще не бывает никакого порядка. Между событиями нет причинно-следственных связей, как бы вам того ни хотелось. Это всё серия фрагментов и повторов, формирование паттернов. Язык и вода в этом смысле похожи.

Все события моей жизни переплывают от одного к другому. Без всякой хронологии. Как во сне. Так что, когда я вспоминаю о своих отношениях, или о том, как училась кататься на велосипеде, или о любви к литературе и искусству, или о спиртном на губах — впервые, или о том, как сильно восхищалась сестрой, или о том, как отец впервые тронул меня, — никакой линейности в этом нет. Язык — метафора опыта. Такой же произвольный, как масса случайных образов, которую мы называем памятью, но его можно выложить рядами — нарратив, одолевающий страх.

После того как я родила мертвого ребенка, слово «мертворожденный» жило во мне месяцами. Для окружающих я выглядела… грустнее, чем они могли вынести. Люди не знают, что делать, столкнувшись с горем вплотную. Горе было со мной повсюду, как дочь. Для нас с ним никто не был достаточно хорош. Случалось, мне говорили что-нибудь тупое вроде: «Уверена, скоро ты еще родишь». Или обращались ко мне, глядя поверх моей головы. Что угодно, лишь бы не коснуться моей печальной оболочки.

Однажды утром сестра услышала, как я рыдаю в душе. Она отдернула шторку, увидела, как я держу свой пустой выпотрошенный живот, зашла внутрь и обняла меня. Прямо в одежде. Думаю, мы простояли так минут двадцать.

Возможно, это самое нежное, что для меня делали в жизни.

Я появилась на свет с помощью кесарева сечения. Поскольку у моей мамы одна нога на пятнадцать сантиметров короче другой, ее бедра перекошены. Серьезно перекошены. Доктора сказали ей, что ей не следует заводить детей. Не знаю, восхищаться ее лютой решимостью родить нас сестрой или гадать, какая еще женщина рискнула бы убить своих детей — раздробив им головы своим искривленным тазом, прежде чем они успели явиться на свет. Мама никогда не считала себя «калекой». Она привела мою сестру и меня в мир нашего отца.

После того как свое мнение высказали классические доктора, она пошла к специалисту другого рода. К акушеру-гинекологу, который практиковал альтернативный подход к вопросам здоровья. Доктор Дэвид Чик более всего был известен тем, что по пальцам загипнотизированных пациентов выяснял подсознательные причины эмоциональных или физических заболеваний. Процесс этот назывался «идеомоторным актом». Конкретным пальцам присваивались (доктором или пациентом) варианты «да», «нет» и «не хочу отвечать». Когда доктор задавал вопрос пациенту под гипнозом, соответствующий палец приходил в движение — даже если сознательный ответ был бы другим или человек вовсе его не знал.

К моей маме эта техника применялась во время кесарева сечения. Пока шла операция, доктор Чик задавал вопросы вроде: «Дороти, тебе больно?» И она отвечала пальцами. Тогда он, прикасаясь к определенному месту, спрашивал: «Здесь?» И она отвечала. А он спрашивал: «Дороти, ты можешь расслабить шейку матки на тридцать секунд?» И она отвечала. «Дороти, мне нужно чтобы ты остановила кровотечение… вот здесь». И она отвечала.

Мама была важным объектом исследования.

Доктор Чик истово верил, что все мы запоминаем определенные эмоции, причем еще в утробе. Он утверждал, что научил сотни женщин телепатически общаться с их нерожденными детьми.

Когда мама рассказывала мне историю моего рождения, в ее голосе появлялась особая аура. Как если бы речь шла о чем-то почти магическом. Уверена, так она и думала. Отец тоже говорил об этом с благоговением. Как будто мое рождение было чем-то потусторонним.

В то утро, когда я рожала дочь, солнце еще не взошло. Я проснулась оттого, что перестала чувствовать внутри шевеление. Я прощупала весь живот, но ничего ничего ничего не ощутила, кроме странной стянутости. Пошла в туалет пописать, и меня будто пробило током до шеи. Когда я подтерлась, на бумаге осталась ярко-красная кровь. Я разбудила сестру. У нее в глазах появилась тревога. Я позвонила своему врачу, и она сказала, что, возможно, всё в порядке и что я могу приехать в клинику к открытию. Во мне была недвижимая тяжесть.

Помню, как плакала навзрыд. Помню, как сжималось горло. Я не могла говорить. Мои руки онемели. Такие детские реакции.

Когда наступило утро, даже солнце выглядело неправильным.

В моем теле оборвалась жизнь.

МЕТАФОРА

Я собираюсь рассказать вам о том, что может помочь. Не в привычном смысле; этого нет ни в каких учебниках и методичках. Ничего общего с самопомощью и дыханием, гинекологическими креслами и расширителями — одному богу известно, как эта область с ее терминологией и систематизацией превратилась в полную бессмыслицу: первый-второй-третий триместр, первое шевеление плода, опускание головки в малый таз, роды, ожидание,