Книга Потерянные - Анна Горбачева

бы не вышел в грозу на поиски непутевой сестры, сбежавшей на вечеринку. Брат остался бы дома после смены в баре, где уже полгода работал баристой. Он включил бы свой дурацкий футбол по телеку, взял бы бутылку пива из холодильника или порубился в приставку до полуночи. Но точно не вышел из дома. Он не любил дождь и люто ненавидел, когда я не слушалась его наставлений.

Дима на четыре года был старше меня. Его несокрушимая ответственность перешла в гиперопеку, когда родители развелись восемь лет назад. Мне было всего девять лет, когда вдруг оказалось, что у папы есть любовница, которая поставила ему условие: либо она, либо его женушка с двумя детьми в придачу. Отец долго не раздумывал над этим. Однажды он пришел с работы и молча начал собирать вещи. Мать была в отчаянии. Она падала ему в ноги и молила не бросать ее с детьми. Мама не представляла своей жизни без него. Папа был для нее практически богом, перед которым она приклонялась на протяжении пятнадцати лет брака.

В тот вечер мама униженно рыдала на полу спальни и не перестовала причитать о том, что умрет без него. Я все прекрасно видела и слышала, находясь рядом, подглядывая в узкую щелочку через приоткрытую дверь. Было довольно странно и необычайно больно сейчас видеть маму — преподавателя университета древнерусской истории и культуры. Всегда такая спокойная и с достоинством принимающую удары судьбы, она никогда не позволяла себе сильно эмоционировать. Более того, на тот момент я была уверена, что плакать мама не умеет. Оказалось, это не так.

Дима еще не вернулся с вечерней тренировки по футболу. Я была рада, что он не наблюдал эту картину, ведь она буквально разорвала бы его сердце.

Папа сосредоточенно складывал рубашки в огромный серый чемодан, который мы покупали для того, чтобы поехать на море. Но этого так и не случилось из-за его работы. Вот так и получается, что вещь, которая должна была стать символом чего-то хорошего, стала символом самого ужасного дня в жизни мамы.

Серый чемодан.

Даже когда мы его выбирали, серый цвет вовсе не показался мне хорошим знаком. Особенно, когда я увидела ярко-желтый чемодан с веселыми смайликами. Но отец тогда сказал, что желтый цвет не подойдет, ведь он не практичный. А вот серый — то, что надо. Мать согласно кивнула отцу, виновато улыбнувшись мне. Возможно, если бы она тогда согласилась купить именно желтый чемодан, то папа сейчас не ушел бы к другой женщине. Ведь было бы странно уходить от жены, собирая свои вещи в ярко-желтый "кричащий" чемодан со смешными смайликами. Ведь так?

Почему-то в тот момент мне показалось, что во всем виноват именно серый чемодан. С детской непосредственностью я всем сердцем поверила в это. Мне нужно было кого-то винить в происходящем. Или что-то. Винить отца я не хотела, поэтому всю свою обиду я вложила в этот проклятый чемодан.

Папа слишком долго собирал вещи, а мама слишком долго причитала. В конце концов это надоело моему отцу.

— Света, успокойся, — буркнул он. — Такова жизнь. Я люблю другую.

— А что же делать мне? — всхлипывала мама, обняв свои колени руками, она покачивалась из стороны в сторону. — Мне ведь нужен только ты. Только ты, понимаешь? Больше никто.

Помню, тогда эта фраза показалась мне до жути обидной. Ей больше никто не нужен? А как же я и Дима? Неужели это не считается? В девять лет отвратительно ужасно услышать от родной матери такие слова.

— Не унижайся и веди себя достойно, мне и так сейчас тяжело, — тихо ответил папа, застегивая серый чемодан.

— Это тебе-то тяжело? — разозлилась мама, быстро вскочив на ноги. — Тебе тяжело, я спрашиваю? Это ведь ты оставляешь меня с двумя детьми и уходишь к проститутке!

— Не называй ее так, — отец повысил голос. — Она ни в чем не виновата. Это мое решение.

— Я терпела твои измены долгое время, — продолжала кричать мама. — Молчала и просто проглатывала их, каждый день рисовала на своем лице улыбку и готовила тебе ужин. И вот так ты отплатил мне? В нашу годовщину ты решил уйти от меня?

— Пожалуйста, не кричи, — прошептал отец. — Я не хочу, чтобы нас услышала Лера.

Мне жаль, папочка, но я все прекрасно видела и слышала с самого начала. Насколько часто родители думают, что дети ничего не замечают? Неужели они действительно верят, что дети настолько маленькие и глупые, чтобы понять одну простую истину: их мама и папа больше не любят друг друга? Вероятно, они уверены, что стена между их комнатой и детской толщиной в сотни километров.

— Так вот как ты заговорил? А что, по-твоему, я скажу им, когда они спросят, где ты? Они уже достаточно взрослые. Я не стану выдумывать истории о том, что ты решил стать космонавтом и улетел в космос.

— Я и не прошу выдумывать эти истории. Просто я не хотел бы их травмировать всей правдой. Я буду с ними видеться по выходным и пересылать тебе деньги на их содержание. Я вовсе не отказываюсь от детей, уходя от тебя, Свет.

— Я презираю тебя, Сергей, — мама практически выплюнула эти слова ему в лицо. — И дети узнают всю правду.

Я еле вздрогнула, когда услышала за спиной тихий вздох. Дима молча положил руку мне на плечо и прошептал:

— Тебе не нужно было все это видеть, малышка.

В его зеленых глазах (точная копия моих) стояли слезы. Дима раньше никогда не плакал. Но сейчас он даже не пытался сдерживать их. Папа всегда говорил ему, что мужчины не плачут. Но именно в этот момент я поняла, что все должны плакать тогда, когда им захочется. Что слезы — это вовсе не слабость, а лишь показатель того, что у тебя есть чувства, что ты живой. К своему огорчению, я плакать сейчас не хотела, да и живой я себя тоже не чувствовала. Наверное, я тогда представляла себя призраком, которого никто не видит и не слышит.

Дима все еще крепко сжимал мое плечо, и мне показалось, что сейчас поддержка нужна больше ему, чем мне.

Отец открыл дверь и удивленно уставился на нас, в руке он крепко сжимал выдвижную ручку чемодана. Кажется, на его лице промелькнула смесь вины и отчаяния. Папа неловко потрепал каштановые кудряшки на моей голове.

— Прости, — к сожалению, это было последнее слово, которое я услышала от папы.

Отец перевел взгляд на сына. Дима все еще пытался сдержать слезы, то сжимая, то