Книга Хэллгейт: семья - Ёсими

в окно: в противном случае он мог залить не только брюки, но и салон.

— Доброе, мать его, утро, — пробормотала Бартон зло, — нарочно такой херни не придумаешь.

Хижина у болот была хлипкой. Казалось, подуешь в её сторону — и развалится. Неподалёку тянулись мостки, справа высился кипарис, чьи корни, разросшиеся, изогнутые, точно когти, выглядывали из воды.

У стены Алекс заметил мотоцикл. Тот выглядел убитым — интересно, был ли вообще на ходу…

— Как-то слишком тут тихо, — поморщилась Бартон.

На миг он предположил: быть может, девушка, звонившая от имени падре, повезла его в больницу? Но тогда на кой чёрт ставить их в известность?..

Нет, картинка не складывалась.

На подоконник запрыгнул большой рыжий кот, гладкий и явно откормленный. Он без особого интереса оглядел незваных гостей и вытянулся, подставляя солнечным лучам мохнатый живот.

Алекс невольно улыбнулся. Что ж, кем бы ни была подруга Макса Бланко, человек она явно неплохой — моральные уроды питомцев обычно не заводят. Кот же явно чувствовал себя настолько комфортно, насколько возможно. За него оставалось лишь порадоваться.

— Погоди-ка, — Бартон вдруг протянула руку и что-то смахнула, — у тебя тут пепел.

Прикосновения Алекс не ощутил. Лишь мгновением позже, когда она отошла в сторону, догадался: испачкана была звезда шерифа, приколотая к рубашке. Хорошо же он следит за формой, ничего не скажешь…

Он постучал раз, другой — никто не спешил открывать.

— Обойдём? — предложила Бартон.

Алекс зашёл за угол дома, но с той стороны тоже никого не оказалось. Помедлив, он шагнул на хлипкие мостки — те жалобно заскрипели под ногами, — и вгляделся в воду. Ему почудился стальной отблеск в самой глубине, затем что-то мелькнуло.

Он дёрнулся, отпрянул — и почувствовал затылком оружейную сталь.

— А ну замри, гондон, — посоветовали почти ласково. — Не то я в тебя всю обойму пущу.

— Послушайте…

— Не очень-то хочется.

— Меня зовут Алекс Нолан. Я новый шериф Хэллгейта. Слышали о назначении?

Характерный щелчок подсказал Алексу, что Бартон взяла обладательницу пушки на прицел.

— Отойди от него и брось обрез на землю. Подними руки так, чтобы я их видела. Предупреждаю: дёрнешься хоть раз — выстрелю.

Секунды тянулись как часы. Незнакомка шумно дышала за его спиной, дуло обреза чуть скользнуло по затылку — у неё дрогнула рука. Сердце колотилось так, что могло вот-вот пробить грудную клетку.

Честно говоря, Алекс думал, что первые два месяца в новой должности прошли нелегко. Сейчас, на исходе третьего, он был готов взять свои слова назад. Рутинная работа в участке не шла ни в какое сравнение с одной этой встречей.

Наконец послышался глухой стук: хозяйка хижины всё-таки бросила обрез.

— Ну надо же, — в её голосе прозвучала явная насмешка. — Простите, шериф. Не признала.

Он обернулся.

Молодой женщине, замершей напротив, было лет тридцать. Невысокая, с короткими вьющимися волосами и тёмными глазами, она смотрела на него в упор, и по выражению смуглого лица нельзя было понять, что у неё на уме.

Алекс быстро оглядел её с головы до ног. Джинсы и выцветшая футболка, гладкое серебряное кольцо на среднем пальце правой руки, простенький деревянный розарий. Он заметил, что костяшки у неё сбиты — видать, непростой характер не раз подводил.

— Вы звонили насчёт тела, — наконец произнёс он.

— Точно. Давайте зайдём в дом, что ли…

Она первой направилась к хижине, и Алексу с Бартон не оставалось ничего иного, кроме как пойти следом.

Внутри было тесно, но уютно. Под потолком висели связки трав, чей запах причудливо смешивался в воздухе и щекотал ноздри. У окна стоял широкий письменный стол. На нём — стопка пухлых исписанных тетрадей, ноутбук, крышка которого была заклеена стикерами так плотно, что кое-где их даже налепили друг на друга, пустая чашка.

У противоположной стены хозяйка втиснула маленький кухонный островок. Взгляд Алекса скользнул по нему и наконец упёрся в потёртую ширму: видно, отгородила спальное место.

— Кофе? — предложила она коротко.

— Если можно.

Из тумбочки на свет появились ещё две чашки. Пока хозяйка возилась с чайником, Алекс и Бартон осторожно сели на пару крепких, грубо сколоченных табуретов, и на колени последней тут же вспрыгнул кот.

— Красавец, — Бартон с удовольствием почесала его за ухом. — Как зовут?

— Кайман.

— А вы?.. — Алекс спохватился, понимая, что они даже не потрудились узнать имя хозяйки. — Простите, стоило раньше спросить.

— Да ничего. Анастейша Макнамара, «Городские хроники». Удивительно, что не узнала вас сразу… Это я писала о назначении нового шерифа. Но ваше лицо… Раньше тут никогда не бывали, да?

— Вообще-то я здесь родился и вырос, — признался Алекс. — Просто несколько лет провёл в Батон-Руж. Обучение, работа… Затем перевели в Хэллгейт, а следом повысили.

— Ничего себе. Никогда раньше вас не видела.

Он мог сказать то же самое, но промолчал. Скорее всего, Макнамара и не стремилась быть замеченной, иначе не забралась бы так далеко. Едва ли она безвылазно сидела в редакции, особенно если учесть, что теперь все новости появлялись на сайте.

Кофе оказался крепким и чертовски вкусным. Алекс смаковал горячий напиток под пристальным взглядом Макнамары и кожей чувствовал, что она с подозрением изучает его. Впитывает всё до мельчайшей детали, словно прикидывая, не притворяется ли он шерифом ради того, чтобы всадить пулю ей в голову.

— Послушайте, Анастейша…

— Стэши, — перебила она резко. — Лучше так.

— Как скажете, Стэши. Так вот. Вы позвонили от имени падре Бланко, сказали, что он вытащил из воды тело Коннора Джонса. Уверены, что это Джонс?

Она фыркнула.

— Даже не сомневайтесь. Я частенько к нему заезжала — отличный был механик. Чинил Засранца.

— Засранца?

— Мой байк, — пояснила Макнамара.

Она неспешно отодвинула ширму, и Алекс увидел узкую койку, на которой лежал Макс Бланко, укрытый слишком тёплым для жаркого лета одеялом. Он дышал тяжело, прерывисто, и волосы прилипли к мокрому лбу.

— Он вылез из воды, а вскоре его начало лихорадить, — Макнамара плеснула на полотенце холодной воды, отёрла горящее лицо падре. — Для простуды жарковато. Боюсь, что в болоте была какая-то дрянь.

— Мы можем отвезти его в больницу.

— Исключено. Макс врачей не жалует, но если всё зайдёт слишком далеко,