Книга Бонсаи - Буало-Нарсежак

я назвал Кэррингтона своим другом. О, это целая история! Сорок лет уже прошло… Шестое июня, да… Мы с сержантом Кэррингтоном бок о бок месили грязь. Из последних сил плелись… Я служил тогда связистом. По правде говоря, это громко сказано «служил», поскольку почти сразу подцепил левой ногой автоматную очередь, а бедняга Уильям заполучил пулю в плечо. Нас так вдвоем и подобрали, взмыленных, окровавленных, в грязи с головы до ног. Вместе лечились. Вместе выписались… А потом победа нас разлучила. Он вернулся в Сейлем, а я устроился в Париже…

Погрузившись в воспоминания молодости, доктор, похоже, забыл о присутствии Кларье. Он вышагивает по кабинету, то и дело машинально покручивая шариковые ручки, торчащие шеренгой из его нагрудного кармана, и рассказывает, рассказывает:

— Мы с ним переписывались! Сперва он возглавлял какую-то фирму, занимавшуюся сельскохозяйственными машинами. Ну а я работал санитаром в госпитале Биша у профессора Шайона… Представляете, мы с Уильямом даже поженились в один месяц. Он приезжал ко мне в Париж. Уже успев сколотить солидный капиталец. На свою беду, он много пил, да так, что нам с вами и тягаться нечего! Если американец пристрастится к бутылке, то это всерьез. Именно алкоголь и стал причиной несчастья.

Доктор Аргу прервался, снял очки, протер глаза и, немного помолчав, вновь заговорил:

— Если я вам наскучил, скажите откровенно. Не стесняйтесь. Уильям Кэррингтон не особенно ладил с женой. И у меня та же петрушка! Вот мы с ним, будто сговорившись, в один год и развелись!.. Погодите-ка… В каком же году? Нет, не вспомню, уж больно давно это было. Да и семья, должен сознаться, для меня нечто совершенно чуждое, видно, уродился холостяком. Зато Кэррингтон опять женился, дочка у него родилась. Мод… Он в ней буквально души не чает… но однажды едва не потерял ее по собственной вине. Возвращался с одного конгресса… Машина перевернулась… жена погибла. А девочке пришлось ампутировать правую ногу…

— Ужасно! — вежливо откликнулся Кларье. — А давно это случилось?

— Ей тогда, если не ошибаюсь, годков пятнадцать было. А сейчас тридцать пять. Но она так выглядит, что, уверяю, можно и восемнадцать дать. Увидите — поразитесь! Какая же это была трагедия для Уильяма! Трагедия с большой буквы! От которой уже вовек не оправиться! И знаете, как он поступил? Взял да и занялся ортопедией. Причем добился того, что стал крупным боссом в области производства костылей, искусственных ног, самых различных протезов, но при этом оставаясь все тем же несчастным отцом, искалечившим собственного ребенка. Одним словом, рабом угрызений совести.

Волнение доктора возрастало с каждой секундой, казалось, еще немного — и слезы польются из глаз.

— Понимаю, — поспешил вставить Кларье.

— Ах, значит, вы все-таки поняли нас. Я говорю «мы», потому что от всей души привязан к Мод. Немудрено, ведь столько лет она находится под моим наблюдением. Бедное дитя! Эта нога, которую Мод потеряла, по-прежнему заставляет ее страдать. — И внезапно изменив тон: — Может быть, чего-нибудь выпьете, комиссар? В ожидании обеда… Обедаем у Уильяма. Это уже решено. И не вздумайте отказываться, обидимся. Там и потолкуем о письмах. Так вот эта нога, говорю, до сих пор заставляет ее страдать.

Доктор перебирает в памяти прошедшие годы. И в такт мыслям беспокойно двигаются морщины на его лице.

— Бедное дитя, — повторяет он. — Сегодня ее ногу можно было бы спасти. Но двадцать лет назад… да еще в воскресный день, когда столько машин… где-то за городом… И ни одного опытного хирурга поблизости… Несколько часов пришлось ждать приезда врачей… кошмар. Тихий ужас! Именно в этот момент убитый горем отец и принял решение навсегда покинуть родину. Принято считать, что Америка — блаженный край порядка и деловитости! Передовая медицина… хорошо обученные специалисты… В Сиэтле, может, так оно и есть, но попробуйте только в разговоре с ним заикнуться об этом! Короче, он знал, что я специализируюсь по травматологии, а точнее, в исследовании лечебных свойств водорослей, а потому без всяких колебаний приехал ко мне, с головой, забитой всевозможными проектами. Деньги? У него их хватало. Время? Хоть отбавляй! Воля? На ее отсутствие Уильям никогда не жаловался. Тотчас скрутил меня по рукам и ногам работой. Найди ему и участок земли, и архитектора, и разрешение на врачебную деятельность, а вдобавок ко всему он попросил меня возглавить построенный им лечебный центр, целиком и полностью посвященный борьбе с болью, наподобие госпиталя Святого Кристофера в Лондоне. Ах, мой дорогой комиссар! Вы и не представляете, каких трудов мне все это стоило. И перво-наперво предстояло решить вопрос, где, в каком месте нужно начинать строительство. Но Уильям шел напролом как танк. Сквозь любые препятствия и людей. Байе — это его идея. Как-никак общие воспоминания. Идея открыть именно клинику опять-таки принадлежит ему. Я уже не говорю про постоянную материальную помощь, источник денежных поступлений кажется порой буквально неистощимым, вот и судите, насколько щедр господин Кэррингтон. Идея разработки… впрочем, прошу покорнейше меня простить. Я совсем заболтался…

— Короче говоря, все задумки и предложения шли и идут от него, — подытожил Кларье.

— Вот именно! — обрадовался доктор. — Абсолютно все! Прирожденный организатор! Благодаря ему современная ортопедия добилась удивительного прогресса. Аппарат, который вынуждена носить его дочка, разработан им самим вплоть до мельчайших деталей. Два года ушло на его создание. Зато вышло подлинное механическое чудо… Но… есть все-таки одно «но»: аппарат хоть и похож на настоящую ногу, но от боли, увы, не спасает…

— А, я понял! — отозвался Кларье. — Фантомные боли… О такого рода вещах я, разумеется, слышал.

— Погодите! Вы наверняка не знаете, что в некоторых случаях эти боли бывают совершенно невыносимы. А бедной малышке так высоко ампутировали ногу, практически по самое бедро, что очень трудно прикрепить аппарат, не причинив боли, которая порой превращается в настоящую пытку. Улавливаете суть проблемы?

— Да, — ответил Кларье. — Она состоит в том, чтобы максимально ослабить боль, а в один прекрасный день снять ее полностью.

Доктор задумчиво почесал голову тупым концом авторучки.

— Вот как раз над этим я и тружусь. И если Уильям наделен несомненным организаторским даром, то я без ложной скромности обладаю определенными способностями к творческой научной работе, хотя кое-кто и относится ко мне чуть ли не как к изгою общества. Мне удалось достичь положительного результата в лечении отдельных видов боли. Но сами оцените черный юмор нашей жизни, или, если угодно, Провидения. Бедняжка Мод вынуждена стать в каком-то смысле подопытным кроликом как для собственного отца, инженера-практика, так и для такого сугубо лабораторного исследователя, как я. И ставкой в