Книга Мой бондфренд, или они друг друга стоят - Оксана Сергеевна Крыжановская

разговариваете еще с первого этажа, - с издевкой произнес профессор.

  - В споре рождается истина, - философски ответила, пожимая плечами. - До свидания, Сергей Васильевич, - добавила я и насмешливо взглянула на парня: - И тебе, творец.

  Потом быстро отошла к соседней двери и нажала на звонок.

   ***

  Середина апреля радовала людей теплыми деньками, возможностью закинуть в шкаф подальше куртки с сапогами и цветущими гиацинтами. Всех, но не меня, так как я умудрилась заболеть. И это когда до моего дня рождения сталось три дня!

  В теплой пайте и вязаном цвета ростоманов шарфе, я шла из института, угрюмо наблюдая за полураздетыми, здоровыми студентами, как увидела на одной лавочке в парке сгорбившуюся спину Макса.

  Друга не было на последней паре, поэтому я решительно направилась к нему, чтобы узнать: какого черта он прогулял и меня с собой не позвал? Он был в наушниках, поэтому моих шагов не слышал, так что у меня появилась идейка: схватить его за плечи и закричать: "Бу!". Мои руки были уже в нескольких сантиметрах от цели, как я заглянула вперед и увидела, что друг склонился над тетрадкой, в которой его почерком был написан стих:

   Оттенок ее помады

  Ты хотела вкусить мою смерть?

  Что ж смотри, как я подыхаю у твоих ног.

  Ты хотела придумать к жизни вопрос?

  "Почему любовь - сука?"

  - Кричит мое разбитое сердце.

  Не хочешь, взять

  И прикоснуться к нему губами,

  чтоб стали они цвета красной помады,

  Которую ты так любишь употреблять

  во время поцелуев... не со мной.

  Я опешила, так как раньше не замечала за другом любви к плаксиво-страдальческим стишкам.

  - Бу! - все же воскликнула я, схватив его за плечи.

  Друг испуганно дернулся, быстро схватил лежащий у ног рюкзак, запихнул туда тетрадку и только потом обернулся. Глянув на меня с беспокойством, он с облегчением вздохнул и стянул с головы наушники.

  - Ёлка, я чуть сердечный приступ не получил!

  Переступив через лавочку, я присела рядом, пожала плечами и ответила:

  - Ну, не получил же.

  Макс не ответил, посмотрел куда-то вперед и спросил:

  - Видела?

  - Да, - созналась я, а потом саркастически вопросила: - Так ты у нас поэт, оказывается?

  Друг вновь-таки не ответил, лишь продолжал пялиться куда-то вдаль.

  Я достала с сумки пачку сигарет и закурила, взглянула на небо, которое было на радость всем, но не мне, ярко-голубого цвета.

  - Я признался Ире, - тихо произнес парень, когда я докурила и выкинула окурок в мусорку.

  Понятно. Значит, поэтому у Макса после второй пары испортилось настроение.

  - Да пошли ты эту Путкову куда подальше! - Я не была психологом, чтоб разбираться в душевных тонкостях, но это вариант мне казался самым лучшим. - Ты классный парень, найдешь другую, получше.

  Макс покачал головой и грустно ответил:

  - Я бы с удовольствием, да только сердцу не прикажешь.

  Да. Вот такой вот был Максим: однолюб, который будет страдать, но любить.

  Друг полез в рюкзак, достал тетрадку и произнес:

  - Это помогает.

  - Писание стихов? - удивленно спросила я, так как повторюсь: до этого и не подозревала, что друг сочиняет стихи. Притом неплохо. Даже немного завидно стало.

  - Почти, - таинственно ответил он, открыл тетрадку и вырвал листок со стихов. - Дай зажигалку.

  Я достала с кармана зажигалку, протянула ему и только сейчас увидела маленькие кусочки выглядывающей бумаги у корешка от других вырванных листов.

  Макс поджог листок, уставился на огонь и заговорил:

  - Мне было лет двенадцать. Я тогда сильно поругался с родителями, не помню из-за чего. Схватив тетрадку, я начал писать: ненавижу вас, чтоб вы сдохли, самые худшие родители и так далее. А потом я испугался, что родители это увидят, вырвал листы, их было штуки три, и решил их от греха подальше спалить. - Лист почти догорел, и друг кинул оставшийся кусочек на цемент, где огонь и доделал свое дело. - Прокрался на кухню, взял спички и вышел на улицу. И когда я спалил листы, то у меня аж с души отлегло, словно вместе с надписями сгорела и вся моя злость. После этого я часто использую этот метод, чтобы избавиться от негативных эмоций.

   - Ого, - ответила я и рассмеялась. Друг с удивлением на меня глянул, и я пояснила, чтобы не обидеть его: - Я просто вспомнила момент из "О чем говорят мужчины". Помнишь, у одного там метод был связанный с фашистами?

  - "Поможем разобраться в вашем внутреннем мире", - процитировал Макс с немецким акцентом.

  Мы переглянулись и рассмеялись.

  - Пехова, - окликнула меня Света Мамаева, подходя к нашей лавочке. - Я слышала о тебе какой-то парень у наших интересовался.

  - Какой парень? О чем интересовался? - не поняла я.

  - А мне-то откуда знать, - ответила Света с раздражением, а во взгляде так и читалось: я думала ты мне скажешь кто это, чтобы потом пойти и всем разболтать.

  Мамаева отошла от нас, и друг тут же заговорщицки спросил с тем же глупым немецким акцентом:

  - И что за парень, товарищ русский шпион?

  - Да не знаю я!

  - Ответ не верный. Расстрелять! - друг поднял руки, как будто держит автомат и протарахтел: - Та-та-та-та-та!

  Схватив с колен конец шарфика, я ударила друга по носу, воскликнув:

  - Получай фашист гранату!

  - Ах, так?! - с наигранным возмущением воскликнул Макс, схватил другой конец шарфика и повторил за мной.

  Я увернулась, быстро размотала шарф с шеи, вскочила на ноги и закричала:

  - Смерть фашисткой оккупаций! - И принялась наносить удары шарфом по голове "фашиста".

  Макс вторил за мной: вскочил на ноги, воскликнул: "Смерть русским шпионам!" и принялся наносить удары в ответ.

  Дошло до того, что мы начали носиться по парку как сумасшедшие, на бегу "фехтуя" концами шарфа.

  Я бежала впереди, преследуемая на другом конце шарфа Максом. Повернув голову, я уже хотела крикнуть: "Русские не сдаются!", как во что-то врезалась и чуть не упала, но меня вовремя схватила чья-то рука