Книга Византийская астрология. Наука между православием и магией - Пол Магдалино

Мавруди, которая любезно прочитала завершенную рукопись.

Наконец, самое главное, я хочу поблагодарить тех, без кого книга вышла бы позже и с большим числом недостатков. Британская академия, предоставив мне существенную поддержку (Research Readership), освободила меня от преподавания на два года, благодаря чему я смог углубиться в данную тему и расширить в нескольких местах ее источниковую базу, а главное, добавить новую главу, которая не была предусмотрена первоначальным замыслом. Красимира Плачкова подвергла весь текст строгой стилистической и языковой правке, часто игнорируя мои протесты, «чтобы он стал более читаем». Таким образом, если окажется, что труд Тельца закончен под благоприятным аспектом, то это во многом благодаря Близнецам.

Эта книга посвящена памяти Дэвида Пингри, который скончался 18 ноября 2005 г.

Введение

Византия представляла себя как Римскую империю, доведенную до совершенства благодаря торжеству христианской правды над эллинскими заблуждениями. Конечно, она не могла обойтись без последних: от крестьянского фольклора до высокого богословия, православие средневекового греческого Востока опиралось на мощный слой тех представлений, практик и методов, которые были унаследованы от языческой древности. Тем не менее эллинизм выжил ценой того, что согласился на рабское положение и никогда не поднимал головы. Любой, кто хотел заняться греческой пайдеей, должен был сначала объявить ее ложной и чуждой.

Статус астрологии внутри византийского эллинизма был одним из самых сложных. Действительно, она сохранила от своих халдейских и египетских истоков ту тщательно культивируемую экзотику, которая придавала ей большую привлекательность, но одновременно и связывала ее с неверным врагом на Востоке, будь то сасанидская Персия или мусульмане. Несмотря на то, что астрология была глубоко интегрирована в греческую мысль, как стоическую, так и аристотелевскую, из-за своего фатализма и суеверий она вызывала множество опасений морального плана еще задолго до восприятия ее христианством[1]. Законодательный запрет на астрологию окончательно был утвержден при Диоклетиане, страстном защитнике традиционной римской религии[2]. Что касается Церкви, ее позиция была ясна: христиане не должны ни практиковать искусство, которое отрицает свободную волю и приписывает звездам функции божественного Провидения, ни искать у него совета. Очень быстро Отцы Церкви отказались от всякого астрологического смысла в стихе книги Бытия о сотворении светил (1, 14)[3] и отнесли редкие проявления астрологии в истории спасения к тому этапу, который предшествовал полному раскрытию истины. Так были объяснены халдейская наука Авраама[4], египетская наука Моисея[5] и, самое проблематичное, поклонение волхвов (Мф 2, 1–12), предупрежденных о рождении Господа звездой, которую они уверенно и точно истолковали[6].

Астрология, искусство тонкое и изысканное, поднимала гадание то до уровня религии, то до уровня науки, легко приспосабливаясь к нуждам медицины и магии. Из-за этого она была слишком опасна, чтобы ее признала власть, которая претендовала на то, что получает свой авторитет прямо с небес. Поэтому астрологи больше, чем другие ученые, предпочитали находиться в тени. Если астрология стала и осталасьреалией византийского мира — что хорошо прослеживается на протяжении всего Средневековья, за исключением XIII в., — то это можно объяснить скорее практикой, чем тео-рией, а именно теми услугами, которые она оказывала, а не тем учением, которое проповедовала. Конечно, существовал ряд нюансов, но в целом картина выглядела так.

Однако примечательно, что нам известны по крайней мере два момента, когда приверженцы астрологии решились на попытку оправдать ее. Безусловно, наиболее известен инцидент ΧΙΙ в., во многом за счет того, что инциатива исходила от императора Мануила I Комнина и сразу же вызвала враждебную реакцию, отзвуки которой мы находим у великого историка того времени Никиты Хониата. Напротив, предыдущие попытки, начиная с VIII в., не привлекли к себе внимания. Речь идет о двух коротких трактатах, по крайней мере один из которых — псевдоэпиграф. Они не оставили заметных следов в истории того времени, и поэтому современные исследователи византийского «возрождения» пренебрегли ими. Тем не менее содержащаяся в них апология имеет новаторский характер.

Императорское и церковное законодательство поздней Римской империи недвусмысленно запрещало астрологию. Но вот в уменьшившейся и воюющей Византии «темных веков», в обществе ветхозаветного духа, пронизанном идеей ортодоксии и занятом полемикой о поклонении иконам, астральная дивинация породила совсем другую апологию. Эту апологию более разнородная и сложная культура поздней Античности сформулировать не осмелилась — во всяком случае такая формулировка не дошла до нас.

Как объяснить такой поворот событий?

Цель нашего исследования — углубить историческое значение этой византийской попытки обелить астрологию, представить ее легитимной и соответствующей христианскому вероучению. В последующих главах мы попытаемся проследить происхождение, судьбу, контекст и влияние ключевой идеи, содержащейся в трактатах высокого Средневековья. Идея состояла в том, что изучение небесных тел с целью расшифровать их значение для людей — это древняя и уважаемая наука или даже благочестивый труд, который прославляет Творца, исследуя Его творения.

Откуда взялась такая идея? Анализ текстов позволяет нам сделать вывод, что апология астрологии была сформулирована на Востоке христианскими учеными, работавшими по заказу первых халифов-Аббасидов. Но если такая апологетика в столь развитой форме и возникла из ранней арабской науки, то аргументы, которые она использует, куда древнее. И апологетика, и арабская наука восходят к школам христианской Александрии, особенно к их последнему великому представителю — Стефану. Изучение всех данных об этой фигуре позволяет сделать вывод, что он не просто преподавал астрологию в рамках квадривиума (четырех математических наук: арифметики, геометрии, музыки или гармонии и астрономии), но и был приглашен из Александрии в Константинополь императором Ираклием во многом благодаря своим астрологическим умениям. На своей новой преподавательской должности в столице Стефан участвовал в создании того, что модно назвать официальной культурой космического синтеза. Она была идейной параллелью к той «мировой войне», которую Ираклий вел против Персидской империи и которая должна была закончиться с уничтожением одной из воюющих сторон — в любом случае, с концом истории. В этой космической драме конца времен, наряду с христианскими пророчествами, сыграло свою роль одно из предсказаний по звездам, мастерами которых считались персы. Это предсазание не только способствовало пропаганде войны, но и сформировало видение мира, который начнется после окончательной победы ромеев. Вот та перспектива, которую представляет нам византийская литература около 630 г.: видение гармоничной Вселенной, которую проработало до мельчайших деталей высшее Провидение и которую согласно интерпретируют все науки. Видение, очень благоприятное для христианизации астрологии, но быстро омраченное арабскими завоеваниями и крахом религиозной