Книга Секс в большом городе - Кэндес Бушнелл

Скипперу двадцать пять, и он само олицетворение поколения Икс и развенчанный идеал любви.

— Я просто не верю, что когда-нибудь встречу женщину своей мечты и женюсь, — говорит он. — Романы — это такой напряг. Верить в любовь — себе дороже. Никому нельзя доверять. Людишки насквозь прогнили…

— Да ведь нас только это на плаву и держит! — возразил Паркер. — Без любви мы бы давно погрязли в цинизме.

Скиппер был непреклонен.

— Сегодня все еще более запущено, чем двадцать пять лет назад! Я на стену лезу от одной мысли, что меня угораздило родиться именно сейчас. Ну что за гребаное поколение! Деньги, спид и любовь — все это между собой связано. Половине моих сверстников приличная работа вообще не светит. Когда у человека нет гарантий финансового благополучия, он не склонен заводить серьезные отношения.

Я разделяла его скептицизм — недавно я и сама говорила, что не хочу серьезных отношений, поскольку, как ни крути, все равно в конечном итоге остаешься у разбитого корыта. Разве что умудришься не выйти замуж.

Скиппер осушил бокал.

— У меня просто нет другого выбора! — Он явно завелся. — Дешевые интрижки я не признаю, вот и сижу ни с чем. Ни любви, ни секса. Может, и к лучшему. Кому все это нужно? Сплошная головная боль — болезни, беременности… Вот взять хотя бы меня — ни забот, ни хлопот! Никаких тебе болезней истерик, всяких заскоков. Почему нельзя просто общаться с друзьями и радоваться жизни?

— Чушь! — отрезал Паркер. — При чем здесь деньги? Деньгами мы, может, друг другу и не поможем, но разве в этом дело? Моральная поддержка тоже дорогого стоит. Чувства хлеба не просят. Зато есть к кому пойти. Есть близкий человек.

Я давно уже вынашивала теорию, что если в наше время в Нью-Йорке еще и можно где-нибудь найти любовь, то только среди геев — они еще не растеряли душевной щедрости и страсти, в то время как гетеросексуальная любовь давно уже свелась к торопливым обжиманиям в туалетных кабинках. Отчасти эта теория возникла благодаря недавней шумихе вокруг мультимиллионера, который бросил жену ради какого-то мальчика и тут же принялся таскать свою юную пассию по самым модным ресторанам Манхэттена прямо перед носом у желтой прессы. Вот это, подумалось мне, Настоящая Любовь.

Паркер лишний раз подтверждал мою теорию. К примеру, когда Паркер заболел, Роджер тут же примчался к нему домой, чтобы приготовить ужин и поухаживать за больным. В гетеросексуальных отношениях это просто невозможно: если бы девушка на заре отношений изъявила желание поухаживать за заболевшим мужчиной, у него бы глаза на лоб полезли — решил бы, что она его окрутить хочет. Тут-то дверь перед ее носом и захлопнулась бы.

— Любовь опасна, — произнес Скиппер.

— Чем больше это понимаешь, тем больше начинаешь ее ценить! — парировал Паркер.

— Любовные отношения неуправляемы, — гнул свое Скиппер.

— У тебя просто с головой не все в порядке, — заключил Паркер.

Но Роджер продолжал обрабатывать Скиппера:

— А как насчет неисправимых романтиков? Тут встряла в разговор моя подруга Кэрри.

Уж кто-кто, а она с этим типажом была хорошо знакома.

— Как только мужчина говорит мне, что он романтик, мне хочется орать благим матом, — произнесла она. — Это говорит только о том, что он тебя идеализирует, и стоит тебе перестать играть по его правилам и показать свое истинное лицо, как он тут же бежит в кусты. Вот чем опасны романтики. Держитесь от них подальше.

В этот момент один из таких опасных романтиков подсел за наш столик.

Дамская перчатка

— С появлением презервативов романтике пришел конец, зато стало намного легче затащить женщину в постель, — заявил мой приятель. — Презерватив создает иллюзию, что все это не всерьез. Исчезает интимность прикосновения. Поэтому женщину проще расколоть на секс.

Любовь в баре «Бауэри»,

часть третья

Баркли, художник двадцати пяти лет, и моя подруга Кэрри всего восемь дней как начали встречаться, то есть они появлялись вместе на людях, целовались, заглядывали друг другу в глаза, и все было трогательно до слез. Досконально изучив тридцатипятилетних мужчин с их великосветским цинизмом, Кэрри решила опустить возрастную планку и попробовать закрутить роман с кем-нибудь, кто еще не успел надышаться ядовитым воздухом Нью-Йорка.

Баркли признался Кэрри в том, что он романтик «по зову сердца», а также сообщил, что хочет по роману Паркера сделать сценарий. Кэрри предложила их познакомить, и таким образом Баркли оказался сегодня здесь, в баре «Бауэри».

Но стоило ему появиться, как они с Кэрри взглянули друг на друга и… не испытали ровным счетом ничего. Может, в предчувствии неизбежного Баркли привел с собой спутницу — странную девочку с блестками на лице. И тем не менее, усевшись, он изрек:

— Я безоговорочно верю в любовь. Без этого жизнь была бы невыносимой. Каждый человек — половинка. Любовь придает нашему существованию целостность.

— А потом тебя бросают, и ты разбиваешься вдребезги, — добавил Скиппер.

— Просто нужно уметь упаковывать собственную жизнь, — ответил Баркли.

Скиппер конкретизировал:

— Дом в Монтане, спутниковая антенна, факс и «рэнджровер» — и все тебе нипочем.

— А может, мы просто не того хотим? — предположил Паркер. — В смысле не того, что нужно?

— Лично мне нужна красота. Я должен быть рядом с красивой женщиной. Ничего не могу с собой поделать, — ответил Баркли. — Вот и оказываюсь все время с круглыми дурами.

Скиппер и Баркли принялись разглядывать свои мобильные телефоны.

— Таким убить можно, — заметил Баркли, кивнув на мобильный Скиппера.

А потом Кэрри и Баркли отправились в клуб «Туннель» глазеть на смазливую молодежь, курить сигареты и потягивать коктейли. Под финал Баркли отчалил с девочкой в блестках, а Кэрри осталась с Джеком, лучшим другом Баркли. Они немного потанцевали, а затем, неприлично поскальзываясь и спотыкаясь, долго ловили такси. Кэрри даже на часы была не в силах взглянуть.

На следующий день позвонил Баркли:

— Ну, что скажешь, подруга?

— Понятия не имею. Ты же позвонил, а не я.

— Я же говорил, что не хочу серьезных отношений. Сама виновата. Ты же знала, что я за тип.

«Еще бы! — чуть не вырвалось у нее. — Меня всю жизнь тянуло к банальным, пошлым бабникам!»

Но она сдержалась.

— Вообще-то, если честно, мне наплевать.

И самое печальное заключалось в том, что это было действительно так.

Последующие четыре часа они провели за обсуждением его картин.

— Моя бы воля — я бы круглые сутки вот так трепался, каждый божий день, — сказал Баркли. — Это же в сто раз лучше, чем секс!