Книга Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года - Кристина Шпор

была глубоко включена в Европу[7]. Их взаимодействие с Колем, особенно на тему проекта европейской интеграции, создало в дальнейшем мощный политический треугольник[8].

При этом центральным утверждением моей книги является то, что мы не можем понять Европу после падения Cтены без того, чтобы принимать во внимание события, происшедшие в 1989 г. в другой части света. Под руководством Дэн Сяопина Китайская Народная Республика осуществила иной, драматичный выход из ситуации холодной войны – и его синонимом стало кровопролитие на площади Тяньаньмэнь 4 июня 1989 г.[9] Постепенное вхождение Китая в глобальную капиталистическую экономику было уравновешено приверженностью Дэн Сяопина господству Коммунистической партии. Это равновесие, столь отличное от полной потери контроля со стороны Горбачева, вывело его страну на другую орбиту. Сила народа, сыгравшая столь важную роль в Восточной Европе, здесь не имела аналогов. «Успешное» подавление ее со стороны Дэна имело значительные последствия, все еще воздействующие на современный мир. Таким образом, европейская история была вписана в другой глобальный треугольник, который сам по себе стал продолжением китайско-советско-американской «триполярности», возникшей на последнем этапе холодной войны[10].

Всех менеджеров этих изменений в основном сформировала когорта поколения, рожденного между 1924 и 1931 гг., за исключением Миттерана (р. 1916) и Дэна (р. 1904). Все они были отмечены памятью военного времени 1937–1945 гг., и поэтому их объединяло общее представление о хрупкости мира. Знаменательно, что большинство из них (Коль и Миттеран были исключением) потеряли власть в 1990–1992 гг., и таким образом, им не пришлось столкнуться в сколько-нибудь внятной форме – как политическим лидерам – с необходимостью преодолевать последствия собственных действий.

В первых трех главах моей книги описаны события, сформировавшие новостные заголовки 1989 г.: снятие венгерского железного занавеса на границе с Австрией, «кровавая баня» на площади Тяньаньмэнь, неожиданное падение Берлинской стены. Но главное внимание сосредоточено на том, что произошло в ту возбужденную и тревожную эру, которая за этими событиями последовала: это была эра после событий у Cтены и на Площади. Надежде, что человечество вступает в новую эру свободы и устойчивого мира, противостояло крепнущее признание, что биполярная стабильность времен холодной войны уступает место чему-то двойственному и более опасному[11].

Основное содержание книги посвящено рассказу о том, как в 1990–1991 гг. мир был изменен усилиями консервативной дипломатии, которая приспосабливала институты холодной войны к новой эре. Несмотря на то что этот процесс направлялся Соединенными Штатами, особенно при президенте США Джордже Буше, советский лидер Михаил Горбачев тоже хотел принять участие в этом процессе как составной части его усилий по переориентации официальной советской идеологии на «общие» ценности советских граждан с Западом[12]. Произошедшее сближение завершилось беспрецедентным сотрудничеством между США и СССР. Общий подход к вторжению Ирака в Кувейт в 1990 г. послужил в качестве главного украшения того, что американский президент описал как «новый мировой порядок». Конфронтационная биполярность оказалась преобразованной в двухопорную основу глобальной безопасности, коренящейся в сотрудничестве двух сверхдержав в рамках ООН, направляемом международным правом[13].

Буш и Горбачев надеялись, что их новый модус вивенди сможет послужить основой международных отношений после холодной войны. Ясно, что Америка была при этом старшим партнером, но и сотрудничество было реальным. Партнерство на самом деле работало, но оставалось при этом хрупким, именно потому, что основывалось на отношениях двух людей, находившихся на вершине власти в своих странах. Буш, Коль и другие западные лидеры льнули к Михаилу Горбачеву, вместо того чтобы заниматься более глубокими проблемами Советского Союза, находившегося в трудном положении. В конце 1991 г. СССР полностью распался, заставив Буша принять всерьез человека, вставшего во главе постсоветской России, – Бориса Ельцина, который боролся против вызова, заключавшегося в переходе его страны к капиталистической демократии[14]. Это новое изменение в глобальной геополитике, повлиявшее не только на Европу, но и на Азию, обязало Буша заново осмыслить двухопорный подход.

После того как Советский Союз и биполярность ушли в прошлое, США с новой силой стали настаивать на утверждении подлинно глобальной и возглавляемой США системы свободной торговли. Для этого они решили заменить отмиравшее Генеральное соглашение о тарифах и торговле (ГАТТ) 1947 г., переставшее соответствовать динамизму все больше глобализировавшейся мировой экономики, на новую Всемирную торговую организацию (ВТО), которая должна была включить и таких больших игроков, как Россия и Китай, после того как они уйдут от своей командной или плановой экономики и станут больше помогать развивающимся странам. Соединенные Штаты не были одиноки в стремлении найти для себя новое место в игре за глобальное экономическое превосходство. Япония со своей потрясающей экономикой тоже претендовала на роль гегемона грядущего «Тихоокеанского века», надеясь, что ее экономический вес заполнит геополитический вакуум, порожденный крушением Советского Союза. У руководства коммунистического Китая были свои амбиции. Китайский режим пережил «инцидент на площади Тяньаньмэнь», консолидировал контроль над страной и процветал в условиях «после Площади»; с течением времени именно это окажется значительно более важным, как с экономической, так и геополитической точки зрения, чем ложная заря Страны восходящего солнца[15].

И в Европе мир и стабильность эры, наступившей в 1991 г. после холодной войны, тоже подверглись опасности, когда Югославия погрузилась в геноцидную войну. Прочное прежде балканское государство распалось на воюющие друг с другом образования, вызвав потоки беженцев. Эти новые Балканские войны не разожгли общеевропейского пожара, как в 1914 г., но мировым лидерам пришлось потрудиться, чтобы погасить языки его пламени[16].

Раздробление Югославии вызвало опасения того, что сам Горбачев в 1991 г. назвал «балканизацией» Советского Союза[17]. На какой-то момент Москва и Киев стали мериться силой в вопросе о территориях на Украине и в Крыму, и казалось, что они балансируют на грани войны. На протяжении 1992 г. возникали споры и столкновения по вопросу того, кому принадлежат Черноморский флот и стратегические порты Черного моря, каковы права России на базирование и использование украинской военной инфраструктуры. В Вашингтоне особенно боялись за будущее советского ядерного потенциала, теперь оказавшегося разделенным между Россией и тремя ставшими независимыми постсоветскими республиками – Беларусью, Казахстаном и Украиной.

Крушение советской державы позволило ее бывшим странам-клиентам по всему миру почувствовать, каково это – быть странами-отступниками. Даже после Кувейтской войны 1990–1991 гг. проблема Ирака, где правил Саддам Хусейн, оставалась нерешенной, а Ким Ир Сен, возглавлявший Северную Корею, с его тайной ядерной программой, стал особенной головной болью[18]. Именно поэтому последние две главы настоящей книги посвящены событиям в мире в 1992 г., т.е. в году, обычно игнорируемом в большинстве очерков об окончании холодной войны, но который дал ростки проблем, остающихся с нами в XXI в. Несмотря на победный тон некоторых комментаторов, холодная война не закончилась победой Соединенных Штатов над Советским Союзом, и мир не был