Книга Станция Озерки - Дарья Демидова

порода, кажется кирпич. Профессор, я не знаю, что это за язык.

Миядзаки приблизился и осветил своим фонарем надписи. Он уже вернул глазам обычный человеческий облик, и страх рабочих заметно поубавился, когда акудзин перестал усиливать его.

— Я все же надеялся, что наша находка не попадет в ваши девяносто девять процентов, господин Голицын, — нахмурился Миядзаки. — Но это даже не просто мертвый язык — это малоизученный мертвый язык. Судя по этим насечкам мы имеем дело с саньинским.

Марк отошел на пару метров и сделал несколько кадров на компактную фотокамеру. Особой ценности эта стена не представляла, а вот за ней могло скрываться кое-что интересное. Он взял кирку у одного из рабочих и с размаху всадил ее прямо по центру стены. Железо вошло по рукоять в мягкий кирпич. Марк выдернул кирку, и стена тут же обвалилась к его ногам, образовав проход, через который даже высокий и натренированный Марк мог с трудом, но протиснуться. Невысокие азиаты так вообще легко пройдут, даже не склонив головы.

— Мда, строить эти ребята явно не умели, — хмыкнул Марк.

— Думаю, древние делали ставку на суеверие смертных. Это и сейчас работает. Чувствуете?

Марк кивнул. От рабочих очень сильно пахло страхом. Запах был сильный, грубый. С едой эмоции человека было сложно сравнить, но Марк это делал интуитивно. Сейчас он бы сказал, что от людей несло жареным барашком.

Он заглянул в проем, осветил фонариком неровный свод, с которого свисали внушительные сталактиты. Внизу отложения тоже выросли, словно карликовый лес. Пахло сыростью и землей, и эти запахи сейчас ему понравились больше, чем запах страха.

Марк перешагнул через груду глиняных кирпичей, которые в давние времена обжигались под горячим летним солнцем. Миядзяки последовал за ним. Рабочие тоже робко протиснулись следом. Их страх только усилился, что отвлекало Марка. Он отмахнулся от него, как от назойливой мухи, и направился вглубь каменного зала, лавируя между сталагмитами, которые доходили ему до пояса.

Пещера была небольшой. В центре ее возвышалась каменная глыба, явно лишняя в царстве конусообразных отложений. Марк подошел к камню и направил луч света на его плоскую вершину. Что-то большое, черное, прямоугольной формы угадывалось под вековым слоем пыли и каменного крошева.

Марк переключился на сущность. Он стоял ко всем спиной, но, если бы повернулся, люди увидели бы вместо привычных человеческих глаз кроваво-красные бельма.

Мир исказился. Монохромность пещеры усилилась, вокруг появились неясные тени, и от Марка к постаменту потянулись серебристые щупальца сущности. Они обволокли предмет, лежащий на камне, и Марк, управляя щупальцами, смахнул пыль и крошево, в мгновение очистив находку.

Марк вернул себе человеческое зрение и обернулся. Рабочие ничего не заметили. Люди называли то, что он проделал, телекинезом, ведь они не могли видеть то, как акудзин управляет сущностью. А акудзинам это было крайне выгодно.

Он приблизился к находке и провел рукой по шершавой черной коже... Описание хроник обрывками дошло до наших дней. Каждый ученый и археолог акудзин знал, как выглядит древний фолиант. И сейчас, возможно, самая таинственная и ценная реликвия их вида лежала перед ним.

Волны страха словно ударили Марка в спину. Он резко обернулся и увидел, что профессор Миядзаки переключился на сущность. Акудзины никак не могли видеть сущность друг друга — эта была привилегия лишь некоторых из них, которые благодаря мутации могли видеть сущность, но не влиять на нее. Их прозвали медиками, потому что редкий дар помогал распознавать и помогать в лечении людских болезней.

Марку не надо было быть медиком, чтобы понять, что Миядзаки при помощи сущности поставил рабочих на колени и пил их страх. Лица людей исказились, словно от дикой боли. Кто-то закричал, кто-то застыл от ужаса, который японец еще и усиливал, кто-то плакал.

— Профессор, какого черта вы делаете? — удивился Марк.

— Я делаю то, что должен — убираю свидетелей.

— Остановитесь немедленно! — вскипел Марк. — Что значит «убираю свидетелей»? Людям достаточно стереть память!

— Нет, не достаточно, господин Голицын. К тому же я голоден.

— Профессор, если вы сейчас же не прекратите, мне придется вмешаться.

— Мы оба десятки, Марк, и вам это известно, — отвечал Миядзаки, даже не повернувшись в его сторону.

Марк взбесился. Он совершенно не понимал, чего добивается коллега. Переключившись на сущность, Марк при помощи телекинеза толкнул Миядзаки на ближайший сталагмит. Несильно, это этого хватило, чтобы тот отцепился от рабочих. Марк встал между людьми и Миядзаки и склонил голову набок, ожидая объяснений.

— Марк, мы ведь взрослые акудзины, можем договориться, — чуть ли не ласково проговорил профессор.

— О чем? — усмехнулся Марк. — Вы из ума выжили? Наверху еще тридцать человек. Завтра вернется Джан Фай. Что вы ему скажете?

— Произошла трагедия, несчастный случай. Гробницы периодически обваливаются. Уж вам ли не знать, господин Голицын, — заискивающе проворковал Миядзаки.

— Я вас не понимаю.

— Понимаете, Марк. За эту реликвию некоторые кхм... частные коллекционеры дадут цену, которую не смогут дать все музеи акудзин вместе взятые.

— Шутите? — опешил Марк. — Вы из древнего японского рода. Вам что денег не хватает?

— Вы еще слишком юны, мой друг. По нашим меркам совсем молодой... максималист и идеалист. Если ваш отец смог сохранить и приумножить состояние семьи, это не значит, что все высокие рода так живут. Мой отец промотал почти все в свое время. Во мне тоже не обнаружилась тяга к коммерции, зато обнаружилась тяга к вещам, на которые нужны деньги. Мы равны, Марк, но я старше и опытнее. Я прошел ни одну войну, так что давайте договоримся. Ради вашего же блага.

Марк сделал вид, что задумался. На самом деле думать тут было нечего. Надо было как-то обезвредить Миядзаки и сдать его с потрохами Джан Фаю. Китайцы и так относились к японцам не очень по всем понятным причинам. И уж всем было известно, что китайские акудзины за своих человеческих братьев любого уничтожат на месте особо изощренным способом.

— Хорошо, — кивнул Марк. — Давайте договариваться.

Тонкие губы Миядзаки растянулись в улыбке, сделавшей его похожим на жабу.

— Вот и славно. Отойдите, Марк. Незачем вам марать руки.

— Вам тоже, — в тон ему ответил Голицын. — Мы просто сотрем им всем память. Хроники спрячем и сделаем вид, что кроме вещей, которые были в главном зале, ничего не обнаружили. А этот проход завалим — избавимся от следов.

Лицо Миядзаки тут же