Книга Метаморфозы Катрин - Полина Ром

– Даниил. Но мне он разрешил называть себя Дэн.

Я умирала от любви, глядя на ямочку от улыбки, на широкие плечи и русые природные кудри. Он читал Чехова и Куприна, знал наизусть Ахматову, Цветаеву и Гумилева. Он прекрасно декламировал «…Далеко, далеко, на озере Чад…» и казался мне самым умным и тонким человеком в мире. Занимался в театральной студии и собирался поступать во ВГИК. В следующем году. В этом он, увы, как и я, провалил экзамены… Я так и называла его: «мой сказочный принц». Идиотка…

Поступить я не смогла, но сразу же записалась на платные курсы при институте. В следующем году мне будет проще. И даже нашла подработку. В «Макдональдс» меня не взяли, но взяли в кафе «Пушкинъ» официанткой с удобным для меня графиком – во второй половине дня. Шесть часов с выходным в понедельник. И очень близко к дому.

Моя квартира была прекрасной двушкой, с отличным ремонтом и очень удачным расположением. Раньше ее сдавали, но как раз после ремонта, между квартирантами, она мне и досталась. Высоченные потолки, огромные окна, светлая, просторная – мечта, а не квартира. Дэн переехал ко мне через два месяца.

Сам он до этого жил с мамой, Марией Павловной, продавщицей в сетевом маркете, в двухкомнатной хрущевке очень далеко от меня, поэтому меня не смутило его предложение жить вместе. Я была просто счастлива и не замечала ничего – ни кривых улыбок его мамы, ни шипения старшей сестры, которая вышла замуж в подмосковный городок. Все это я вспоминала и анализировала уже потом, после того как моя жизнь разбилась на две части. И вовсе не квартира послужила точкой невозврата.

Мы прожили почти всю зиму в мире и любви. В мире, который я сотворила сама. Правда, Дэн маловато помогал по дому, но творческие личности – они такие… И зарабатывал редко – ну, как и где мог заработать артист, кроме массовок? А их было не так и много.

Брать же деньги у матери он категорически отказывался – не пристало мужчине висеть на шее у мамы. А мама не ленилась ездить каждые три-четыре дня к нам и даже завела свой ключ. Это меня несколько напрягало, но возражать я стеснялась. Даже когда она не слишком вежливо критиковала мою стряпню.

Деньги от продажи дома таяли, но в конверте от Валентины Михайловны Гудовой – бабушкой я ее так и не смогла называть – лежали для меня еще пятнадцать тысяч долларов. На них мы и купили Дэну машину. Весной мы собирались поехать на ней в отпуск.

В этот день Дэн был чем-то расстроен, нервничал и ругался, что я опаздываю. Хотя с вечера сам обещал отвезти меня на курсы. Спать я легла под утро, неожиданно в кафе заказали юбилей, гости сидели до упора, и домой я вернулась гораздо позже, чем обычно.

Как только я нырнула в тепло машины, глаза начали слипаться. Поэтому саму аварию я не видела. Какая-то неведомая сила вырвала меня из кресла и кинула вперед, дикая боль от врезавшегося ремня или еще от чего-то, скрежет металла, и потом, уже в конце, удар с правой стороны, который, как говорят, практически оторвал мне ногу. Но я этого уже не почувствовала – сознание я потеряла раньше…

Слишком тягостно вспоминать месяцы в больнице. Два раза приходили из милиции. Или гаишники. Я была после наркоза и не слишком хорошо соображала. Второй раз мужик принес мне апельсины и коробку сока, но я так и не смогла ему помочь и хоть что-то рассказать. Телефона у меня не было, Дэн не приходил, постоянные боли, две операции, ногу сохранили, но…

Ходить я не буду. Никогда.

Я знала, что на лице у меня тоже шрамы. Пусть и не слишком уродские, но много мелких.

Дэн появился ближе к выписке. Говорил о любви, о том, что никогда не бросит, что будет сам на руках носить. И главное – наша любовь, а все остальное мелочи. Раньше он прийти не мог, его таскали в милицию, показания, то и се, он свидетель. Мне было все равно…

Он перевез меня домой, меня ждало простое неудобное кресло, хуже больничного. И его мама. Она молчала, поджимала губы и вроде как брезговала мной. Хотя я уже научилась подтягиваться на руках и сама ходить в туалет, сама садиться на кресло, сама наливать чай и накладывать еду.

Руки, слава богу, не пострадали. Но все было неудобно, нужны были специальные ремни у кровати, поручни в ванной и туалете. Да много что было нужно. Только вот поговорить об этом с Дэном не получалось – он приходил домой совсем поздно.

Закончились наши отношения в тот момент, когда он забыл выйти из ноута. Меня всегда раздражала его привычка оставлять неработающий ноут открытым. Я подъехала и просто хотела закрыть, но экран вспыхнул и развернул очень интересные вкладки.

«Как оформить опеку над инвалидом первой группы».

«Пансионат для инвалида».

«Оформление инвалида в интернат».

«Оформление инвалида в государственный интернат».

До этого момента я вообще не понимала, как и зачем дальше жить. Но злость быстро учит. Я сидела и читала, смотрела справочники, законы, нормативные акты почти до обеда. Думала я не слишком долго, все и так было понятно.

Выписала на бумажку несколько телефонных номеров. Паспорт нашла на обычном месте, в столе, а вот денег, что оставались, довольно крупной суммы, не было. Но внутренне я уже была к этому готова. Выдернула шнуры у ноута и спрятала его в кровать. Достать заначку было сложно, но я справилась. На кухне нашла телефон Марии Павловны и позвонила по одному из номеров. Дала адрес и обещала чаевые, если вотпрямщас, и стала ждать.

Звонок в дверь раздался через час. Под вопли и оханье Марии Павловны два крепких мужика помогли мне выкатиться на площадку, в лифт и по ступеням из подъезда. Погрузили в микрик и отвезли в ближайший салон сотовой связи.

Первый мой звонок был в соцзащиту. Я получила довольно исчерпывающую информацию. Помощника, пусть и платного, мне обещали прислать на днях. Второй звонок мне пришлось сделать вечером. Добровольно уходить из квартиры они оба отказались. Они орали и объясняли, что все для моего блага. Но я знала, что так будет.

Телефон заранее спрятала в ванной комнате. Заехав туда, я заблокировала дверь, приставила к ней коляску и закрепила ее на тормозах. И вызвала милицию.

Объясняла не слишком долго: на мое счастье, Дэн начал ломиться в дверь