Книга Толпа - Эмили Эдвардс

об этих двоих, — приступ зависти, как будто какой-то рыболовный крючок засел у меня в животе и тянул вверх. Дело не в том, что́ они говорили или как себя вели. Как раз наоборот: в том, что им ничего не нужно было говорить. В отношениях между ними царило спокойствие, абсолютная уверенность друг в друге. Их дружба словно делала их неуязвимыми. Я никогда такого ни у кого не видела.

Проходит несколько минут, прежде чем двери снова открываются. Все присутствующие оживляются, вытягивают шеи, когда в большой торжественный зал входит Элизабет. В нескольких шагах за ней следует Джек. Она оглядывает помещение, высматривая, кто пришел их поддержать. Кивает паре знакомых. На мгновение ее взгляд останавливается на Брай и Эше. Выражение ее лица не меняется, она продолжает идти. Держится она потрясающе, безмолвно давая всем нам понять, что она безупречна, бесстрашна. Она занимает свое место на противоположной стороне от Брай. Солиситор[4] наклоняется к ней и что-то шепчет. Элизабет кивает, ее лицо бесстрастно.

Стоящая рядом со мной женщина, которую я несколько раз встречала возле школы, тихо произносит:

— Печально, все это очень печально, не правда ли?

Она вздыхает, заканчивает копаться в своем телефоне, кладет его в карман пальто и снова поворачивается ко мне.

— Если честно, их дружба всегда казалась мне странной. Ну, то есть они же были такие разные.

Я киваю и задаюсь вопросом, чувствует ли она то же, что и я. Словно чего-то не хватает, словно за всеми сплетнями, за всей бессмысленной болтовней о школьных спектаклях и футбольной команде прячется острое желание ощутить единение, побыть вместе. Хочет ли она так же отчаянно, как и я, по-настоящему дружить с другой женщиной и быть для нее важной?

— Я слышала, что вчера один из этих демонстрантов едва не напал на Элизабет.

Голос ее звучит беспечно, в нем пробиваются нотки веселья. Телефон жужжит, и она достает его из кармана. Я снова поворачиваюсь туда, где будет происходить основное действие. И думаю: «Нет, только не она, она этого не чувствует».

Теперь, когда я сижу здесь, я понимаю, как глупо было завидовать Брай и Элизабет, потому что если такова цена настоящей дружбы — этот суд, распавшиеся семьи, разрушенные судьбы, — то оно того не стоит. Может быть, в итоге в выигрыше оказываются женщины, подобные мне. Может быть, дистанция между нами защищает нас, помогает прятать свои раны и страхи, чтобы другие не причинили нам боль. Мы одинокие волчицы, идущие, насколько это возможно, своим путем.

1 июля 2019 года

В этот раз Брай пришла вовремя. Ровно в 15:30 она уже ждет у ворот начальной школы «Неттлстоун», где училась ее крестница. Она на цыпочках вышла с занятия по виньяса-флоу-йоге, не дожидаясь его окончания, и даже не поддалась соблазну заскочить по дороге в магазин. В голове звучал голос Элизабет: «Прошу тебя, не опаздывай. Клем начинает паниковать, если думает, что про нее забыли». Сказать по правде, приятно приходить пораньше, одной из первых появляться у школьных ворот и просто ждать, подставляя лицо теплому солнцу. Какое облегчение, когда не чувствуешь подступающей паники, когда не нужно бежать. Так вот каково это — быть Элизабет. Подходят другие родители, некоторых Брай встречала в городе, кого-то знает через Элизабет, но не настолько близко, чтобы подойти и поздороваться. Они едва заметно кивают ей и возвращаются к своей беседе. Теперь Брай понимает, насколько эта среда естественна для Элизабет, насколько легко ей участвовать в обсуждении школьных экскурсий или борьбы со вшами.

Внезапно двери школы распахиваются и улица оглашается гомоном: тоненькие голоса детей, смех и визг, а среди этого — более низкие и громкие голоса учителей, предупреждающие: «Не бегайте так быстро!» Рой детей стремительно заполняет игровую площадку и с оглушительным шумом несется к воротам. Брай сразу же замечает Клемми. Ее легко узнать по рыжим волосам, таким же, как у Джека. Сегодня они заплетены в косу, которая мотается из стороны в сторону, как лисий хвост, пока Клемми бежит к Брай. Рюкзак слишком большой и тяжелый для ее шестилетнего тельца, он неуклюже болтается у нее за спиной, не попадая в ритм шагов, но она смеется от радости, так что вокруг голубых глаз и веснушчатого носа собираются морщинки. Клемми смеется не над чем-то конкретным, а от чувства свободы, оттого, что сегодня из школы ее впервые забирает тетя Брай, да и просто потому, что ей нравится бегать. Брай наклоняется, раскрывает объятия и тоже смеется. Клемми мягко врезается в нее с разбегу. Ее волосы пахнут карандашной стружкой и клубничным бальзамом для губ.

— Тетя Брай!

Брай обнимает ее и на секунду зажмуривается. Не успевает она опомниться, как Клемми уже выворачивается из объятий. Ладошкой убирает с лица непослушные пряди и заявляет:

— А мы сегодня пели песню в большом зале.

Рюкзак сползает у нее с плеч. Брай подхватывает его, закидывает себе за спину и протягивает крестнице руку. Клемми начинает напевать песню о том, как испечь пирог для друзей, — по-видимому, ту самую, что они пели в большом зале. Она смотрит на Брай снизу вверх, на щеках от улыбки появляются ямочки. Брай качает рукой, в которой держит ручонку Клемми, чтобы та знала, что Брай нравится ее песня. И так они начинают свое короткое путешествие по узким и холмистым старым улочкам Фарли к Сейнтс-роуд, где живут их семьи — Чемберлены и Коли. Брай вручает Клемми монету в два фунта, которую та опускает в шляпу уличного музыканта, расположившегося на каменном мосту.

— Хорошего дня, девушки, — подмигивает он им, а они уже машут знакомой, работающей в магазине правильного питания.

— Брай! Э-эй! Брай, Клемми, подождите нас!

Брай медленно и неохотно оборачивается. Ее подруга Роу, все еще в легинсах после йоги, на всех парах несется к ним по обсаженной деревьями аллее, рядом едва поспевает ее дочка Лили.

— Я же тебе говорила, что необязательно уходить раньше, — говорит Роу поравнявшись с ними.

Клемми высвобождает руку, радостно приветствует Лили, и девочки вместе обгоняют взрослых и убегают на несколько шагов вперед.

— Хотя Элизабет тебя наверняка прикончила бы, если бы ты опоздала, — добавляет Роу. Ее браслеты звенят, когда она обвивает своей рукой руку Брай. — Где она, кстати?

— У нее