Книга Прутский поход - Герман Иванович Романов

мой, как холодно…

Выкрик прервался, тонущий продолжал барахтаться, отчаянно шлепая руками, а течение сносило его к правому берегу, как раз к тому месту, где расположился княжеский отряд.

— Не колдун он, раз к богу взывает!

— Надо вытаскивать, а то утонет.

— Негоже смотреть, как христианин захлебывается…

Последняя фраза была обращена уже к Кантемиру — воины ждали от него приказа, но их симпатии были на стороне пока неизвестного им человека, который барахтался в ледяной воде, сражаясь за свою жизнь.

— Вытащить, — негромко, но властно произнес господарь — удивление у него прошло, и Дмитрий Константинович решил расспросить незнакомца — ведь непонятно, как он в реке оказался. Зима началась — по своей воле никто в студеную воду не залезет, смерть неминуемую там обрести. И сразу два всадника направили своих коней в воду, разматывая арканы — многие переняли их у буджакских татар и недурно ими владели, ловко набрасывая петли и на одичавших лошадей, либо на пленников. Так и тут — стоило утопающему вынырнуть из воды, хотя Кантемир подумал, что все кончено, и несчастный утонул, как его руку захлестнула петля аркана. Второй всадник ухитрился стянуть веревку на голове, не наложив ее на шею.

Воины приветствовали их ловкость громкими одобрительными криками, а умные лошади, повинуясь всадникам, медленно вышли из воды, где терпеливо стояли по самые животы — за ними волочился по реке на арканах недавний утопленник, напоминавший огромную зеленую лягушку в желтых и коричневых пятнах. Вот только человек уже не шевелился и не кричал, когда его подхватили на руки спешившиеся воины.

— Никак еще дышит, только в беспамятстве, — гетман крепкими пальцами сбросил арканы с руки и головы, и тут же скинул с плеч собственный кунтуш. Посмотрел на Кантемира и правильно понял взгляд господаря, тут же заговорил, обращаясь к свитским:

— Закутайте его в теплую одежду — влейте в рот ракии или цуйки, — опыта Некулче было не занимать. Он прекрасно знал, что делать с замерзшим в воде человеком. И воины тут же принялись выполнять приказ гетмана, снимая со спасенного человека его удивительную одежду.

Кантемир всмотрелся в смертельно бледное лицо недавнего утопленника — молодой еще, и тридцати лет от роду нет, крепкий и плечистый, с русыми волосами, что превратились в ледяные сосульки только. Дмитрий Константинович повел плечом, выпрямился в седле, негромко распорядился, слегка дернув поводья:

— Привяжите к лошади, скачем в селение — ночь близка!

* * *

Янычары — гвардия турецких султанов. Набирались «кровавым налогом» из христианских земель — мальчиков обращали в мусульман, воспитывали и обучали в казармах с детства.

Глава 2

— Ранен служивый трижды, ваша светлость, в руку, плечо и бедро. Но две раны старые, а вот одна новая, мыслю, несколько часов тому назад получил дырку в бедро, будто длинным гвоздем ткнули, или италийским стилетом, настолько маленькая. Вот только пуля это, не сталь, нет никаких сомнений. Видно такое сразу, а глаз у меня набит, повидал многое в жизни, так что отличу одно от другого. Мазь с повязкой наложил, бог даст — выживет. Он ведь лет на десять младше меня будет, и крепкий телом!

Гетман покачал головой, но в его словах можно было не сомневаться — он еще батюшке Дмитрия служил, господарю Константину Федоровичу, единственному правителю Молдовы, что властвовал до самой своей смерти восемь лет, и умер в преклонном возрасте, «разменяв» девятый десяток прожитых годов. Единственный такой в своем роде князь, что умер в собственной постели, не потеряв при этом престола. За ним дважды правил старший брат Дмитрия Антиох — первый раз почти пять лет, а второй два с половиной года. И любим народом как справедливый правитель, так что поддержит его в начинаниях, а это многого стоит.

И вот теперь и он сам на отцовском престоле — пока три недели — как в прошлый раз. Однако сейчас, пришли султан повеление снова отдать власть, Дмитрий Константинович отказался бы его выполнить. Впрочем, визирь вряд ли отстранит его от престола — верят ему басурмане, своим считают, отуреченным, только веру пока еще не сменившим. Ведь большую часть из прожитых 37 лет Дмитрий Константинович провел в Порте — в юности шесть лет в заложниках, и потом еще семнадцать лет. И за эти долгие годы не просто изучил турок, стал походить на них, и даже сочинил несколько музыкальных маршей, которыми даже янычары пользовались.

Нет, «своим» его считают в Диване, даже в Молдову отправили со всей семьей, не взяв старшего сына в аманаты, сиречь заложником — обыденное дело, что предостерегало правителей вассальных Порте земель от мятежей и восстаний, ведь никто не захочет первенцев губить. Ведь их лютой казни за измену отца предадут, и смерть на колу будет еще милосердием. Вот потому момент выпал удачный — султан царю Петру войну объявил, в которой и он, молдавский господарь, участвовать будет, только совсем не на той стороне, которую ему безжалостные и коварные турки определили…

— Посмотри, ваша светлость — не из нашего мира боярин… князь родовитый, твой потомок. Его сам господь нам послал!

— С чего ты так решил, Ион?

Кантемир был сильно озадачен словами гетмана, с которым дружил с детства. Род Некулче поддерживал его отца, потом брата, и сейчас его самого — на них можно было положиться — не предадут, как сделали бы многие «великие бояре». Но то, что он сейчас услышал, ум за разум заходил — невероятно, в сие поверить нельзя. Тут аргументы нужны серьезные, как из Аристотелевой логики следует. И они последовали, причем такие, что господарь на какое-то время потерял дар речи.

— То, что за лягушачью шкуру приняли, то форма воинская, из будущих времен, наших молдавских воинов! И флаг у них червленый, только бычьей головы нет. Но звезды есть — и на плечах одежи этой зеленой — аж по четыре россыпью, и на знаках. А теперь на эту парсуну посмотри — в кармане у него на груди нашел — великий живописец рисовал, необычайная парсуна. Посмотри сам, ваша светлость и убедишься!

Дрожащими пальцами Некулче протянул господарю небольшой листок из чрезвычайно твердой бумаги, хоть и тронутой водой, но сохранившей восхитительный рисунок. На нем был изображен спасенный из реки человек, в странной одежде, с необычным галстуком, отличным от тех, что носили сейчас европейские офицеры. С правого плеча свисали витые золотистые жгуты, точно такой же был на странной шапке с козырьком. К одежде с блестящими, видимо золотыми пуговицами, были прикреплены знаки, а также два креста и пара медалей — тут Дмитрий Константинович сообразил, что, по всей видимости, это какие-то