Книга Роль жертвы - Елена Валентиновна Топильская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Конечно, я бы не стал вас отвлекать, попросил бы Горчакова, но он сегодня выглядит не для приема... А на вас пусть граждане полюбуются...
В полтретьего ко мне зашла Лариска Кочетова. Она положила передо мной журнал приема граждан, куда надлежало записывать имена обратившихся, их адреса и суть обращения, и предложила попить чайку.
— У меня бутерброды есть, а то ты, как всегда, без обеда, — жалостливо сказала она, разглядывая мой заставленный вещдоками кабинет. Что это у тебя такое в углу? Второй месяц вижу, все хочу спросить, и забываю, — Лариска показала на прислоненную к стене бетонную глыбу с торчащими вверх ржавыми рогами арматуры.
— Вещдок, — пожала я плечами, и Лариска фыркнула.
— Ну, естественно, вещдок, а не абстрактная скульптура. А по какому делу? Это что, орудие убийства?
— Нет, — отозвалась я, расставляя чашки.
— Изнасилования? — испугалась Лариска.
— Да нет, что ты.
— Неужели ее украли?
— Да нет, это кусок бетонного блока, который упал на рабочего на строительстве жилого дома.
— А зачем он тебе?
— Блок был бракованный, просто кусок бетона, без арматуры. Только из угла торчала железная петля. Когда стропальщики за нее зацепили и стали поднимать блок, угол отломился. А плита упала и раздавила рабочего, от него одна голова осталась.
— Господи, какой кошмар! Ладно, хватит говорить о противном, давай быстро перекусим.
Лариска разложила бутерброды, и мы приступили к трапезе, а я все еще мыслями возвращалась к несчастному случаю на стройке и думала: а есть ли в нашем городе хотя бы один дом, на строительстве которого никто не погиб? Но Лариска постепенно отвлекла меня от грустных мыслей байками про приемы граждан.
На десять нормальных заявителей обязательно приходится пара-тройка больных, и при всем к ним сочувствии сам заболеваешь после такого приема.
— Представляешь, Машка, — увлеклась Кочетова, — на той неделе приходит тетенька, с виду — приличная, и с болью в голосе рассказывает, что от соседей к ней в квартиру стекает серная кислота. По стенам течет, в ванной по трубам. Так она мне мозги запудрила, думаю, чем черт не шутит, мало ли чем соседи сверху занимаются. Я ей говорю — а вы в санэпидстанцию звонили? Она мне — конечно, звонила, снимаю трубку, а из нее тоже серная кислота течет... Ладно еще тетенька не буйная. Я уж молчу, только киваю. Ты тоже не вздумай в спор вступать, если они бред понесут, мало ли...
— Что — мало ли? — спросила я с набитым ртом. — Ты думаешь, я с сумасшедшими разговаривать не умею?
— Главное, ты им не возражай. А то что-нибудь ляпнешь, что им не понравится, они и в тебя кислотой плеснут.
— Лариска, ну что ты говоришь! Психи же не на каждый прием приходят. Может, мне попадутся исключительно милые люди.
— Ага, жди. Если на приеме будет давка, тебе к концу работы самый милый человек психом покажется. Я вон в четверг принимала, все идут с заявлениями, как нарочно. Думаю, шеф меня убьет — я целую кучу жалоб напринимала. Ну, язык не поворачивается людей завернуть с их проблемами, как назло, одни старушки — божьи одуванчики, их же не пошлешь, вот и набрала заяв. Без десяти шесть думаю: если еще одна старушка придет, уволюсь к чертовой матери. Открывается дверь, входит мужик средних лет, приятной наружности. А я уже злая, рявкаю — как фамилия? Он говорит, Латковский...
— Что, сам Латковский? — удивилась я.
— А ты что, его знаешь?
— Кто ж не знает Латковского? Его «Сердце в кулаке» на каждом книжном развале лежит. И кино неплохое сняли...
— А ты читала?
— Читала. И смотрела.
— Да-а... А я вот не читала. Ну, сказал, что Латковский, а мне и ни к чему. Я журнал приема открываю, чтобы записать, и дальше его спрашиваю: кем работаете? Он мне робко так говорит: писатель. И в руке бумагу держит, явно заявление. А я зажмурилась и думаю: ага, писатель! Все вы писатели, жалобы писать!..
Я засмеялась.
— А его он хотел-то?
— Латковский? Да у него квартирные проблемы, ему в суд надо.
— Бедный мужик! Он-то наверняка ждал, что ты у него автограф попросишь.
— Ну да! Сказал «Латковский», и смотрит на меня, как будто он звезда Голливуда.
— Не звезда Голливуда, конечно, но известный писатель.
— А про что он пишет-то?
— Он пишет триллеры, — сказала я, доедая последний бутерброд.
— Ага, — Лариска скептически прищурилась. — Детективчики кропает? Про то, как следователь с ордером на обыск в кармане отстреливается от мафии?
— Примерно. Откуда ему знать, что ордеров на обыск давно нету? И что следователи не отстреливаются. Но все равно интересно.
— А про что «Сердце в кулаке»?
— Про актрису, за которой охотится таинственный убийца. Причем поначалу доводит ее до сумасшествия, звоня по телефону.
— А у тебя есть?
— Где-то была. Принести?
— Принеси. Ну ладно, я пошла в суд. Значит, ты поняла — с психами не спорь. Давай я чашки помою, заодно в туалет схожу, а то в суде не сходишь.
— А что, в храме правосудия проблемы с уборными?
Лариска обернулась в дверном проеме с чашками в руках.
— Да-а, тебе смешно! Там знаешь какой туалет? Дырка в полу, как на вокзале. И ведро стояло для слива, поскольку бачка сроду не было. А как начался дачный сезон, ведро уперли...
Вернув помытые чашки и дав мне последние наставления, Лариска унеслась в суд, а я стала собираться на прием. Раньше наши помощники прокурора принимали граждан каждый в своем кабинете; а после ремонта шеф оборудовал комнату для приема, и стало значительно удобнее, граждане уже не бегают но прокуратуре в поисках дежурного прокурора, а дисциплинированно занимают очередь у определенного кабинета. Кроме того, посетители бывают разные, после некоторых остается такое амбре, что кабинет и за два дня не проветришь. Вон к Лариске пришла женщина-беженка, которая призналась, что кочует по вокзалам и не мылась уже полгода. Таких лучше принимать не в своем кабинете.
Подойдя к комнате дежурного прокурора, я с удовлетворением оглядела пустой коридор. На прием никого нет, и я спокойно займусь своими делами. Открыв кабинет, я первым делом выбросила гору окурков, оставшихся с утреннего приема, и убрала отвратительно воняющую пепельницу в шкаф. Горчаков уверяет, что некурящий следователь