Книга Обрыв - Олег Сергеевич Савощик

бледное и неподвижное. Большие глаза скрывали за голубизной холодную глубину, темнее шахты лифта. Нет, я не ждал дрогнувших губ, тем более не ждал слез. На этажах редко увидишь сострадание.

Но все-таки что-то неправильное в самом вопросе царапнуло нерв. Почему, Алина? Ты ведь младше меня, ты видела меньше боли, меньше смерти, неужели все, что ты можешь спросить — разогрет ли твой сраный паек?

— Ай, ладно, — девушка встала и прошлепала босиком к холодильнику. Достала тюбик биоконцентрата. — Так поем. Когда их, кстати, будут доставать?

— Мы не знаем, назвали дежурные пять дней.

— А как они там пять дней просидят, не сказали? — Алина откупорила тюбик, выдавила немного смеси в рот и вернулась на табуретку.

— Лин… — Дима подбирал слова. — Если лифт сорвался с шестого этажа, а мы знаем, что там еще минимум один подземный… Падая с семи этажей, никто не выживет, Лина.

— Потому вы и дураки, что позвонили, — подал голос Вовчик. — Эту рухлядь все равно никто чинить не будет, за малыми тоже не полезут. О них вообще можно было промолчать, а мамаша продолжала бы получать усиленный паек за отпрысков…

— Ну ты и урод. — Алина оторвалась от тюбика.

Почему мы терпели сожителя нашей соседки, алкаша и дебошира? Вряд ли кто-то сможет ответить внятно. С одной стороны, чем меньше лезешь в дела соседей, тем дольше проживешь. С другой — шансы протянуть на этаже напрямую зависят от всех его жителей.

Ира пахала на двух работах, чтобы обеспечить хахаля, терпела побои, все глаза выплакала в объятиях тети Полины. А потом целовала Вовчика в небритую щеку и щебетала нараспев, какой он хороший. И глаза бы выцарапала, посмей кто донести о дерзком соседе чекистам.

К тому же, когда протез работал исправно, Вовчик порой демонстрировал полезность. Несмотря на пропитые мозги и единственный уцелевший глаз, мужик хорошо разбирался в технике, чинил всякое по мелочи, следил за исправностью гермодверей.

А собранный из говна и палок самогонный аппарат позволял выменивать у спекулянтов весьма полезные штуки для всего этажа. Правда, судя по запаху, дерьмо Вовчик использовал и как сырье для своей выпивки.

— Сама урод! — изящно парировал тельняшка.

— Подождите. То есть вы думаете, они погибли? Но я слышала…

— Что? — мы с братом переглянулись.

— Слышала писк, как плач. Из шахты. Сначала подумала, показалось. Потом решила, что слизь поет или датчики на Самосбор не сработали. Даже принюхиваться начала.

— Уверена?

И прежде, чем девушка успела кивнуть в ответ, мы с Димой бросились к гермодвери.

* * *

— Слышишь что-нибудь?

Из шахты пахло сыростью и железом. Тусклое аварийное освещение выхватывало из тьмы обрывок троса.

Щелк — и заморгали оранжевые лампочки.

Щелк — и темнота вновь залила колодец.

Щелк…

— Ничего я не слышу. — Луч моего фонарика едва доставал до крыши кабины в самом низу. Вроде целая, а не груда обломков. — Может, ей послышалось?

— А если нет, Серег? Если они выжили? Никто не приедет раньше…

Лифтер — профессия уважаемая. И редкая. Никто не знает точно, сколько шахт обслуживает одна бригада: десятки? сотни? И в каждой что-то ломается. Заявка на обрыв будет обрабатываться в штатном режиме. Если дети выжили, есть ли у них столько времени?

— Ау-у! Э-э-эй! Слышите меня? — рвал я горло, но получил лишь эхо в ответ.

Дима смотрел на меня. Старший брат — он ждал моего решения. Знал, всем остальным на этаже плевать. И хотел, чтобы я сказал первым.

Чего хотелось мне? Два часа до отбоя. Десять часов до новой смены. Мои ноги все еще гудят, я голодный, а Лина, скорее всего, сейчас тратит последнюю воду из дневного лимита, и спать придется ложиться немытым.

Щелк — свет.

Щелк — тьма.

— Веревка в кладовой. Должна меня выдержать. Какая у нее длина? — я чиркнул спичкой. Не время экономить на куреве.

— Метров двадцать, может чуть больше. — Глаза Димы и правда загорелись, или огонек моей сигареты отразился в его зрачках?

— Должно хватить. Но для подстраховки лучше лезть с четвертого.

Самосбор двухцикличной давности — самый крупный на моей памяти. Тогда он длился больше двух суток и спустился с шестого этажа на первый. Еще пару дней ликвидаторы зачищали последствия. Но даже они не смогли справиться с тем, что осталось внизу. Лестничную клетку на трех этажах залили пенобетоном, а вот шахту лифта почему-то не стали трогать: лишь перенастроили управление кабиной, ограничив доступ к зоне отчуждения. Если там и оставались выжившие, об их судьбе можно только догадываться.

По возвращении Дима сразу же зарылся в кладовку — мир вещей, нужду в которых никогда невозможно предугадать: завтра или через тридцать циклов. Железные баночки со всевозможными гвоздями, шурупами, винтиками и гаечками соседствуют с разбросанными в случайном порядке молотками, плоскогубцами, отвертками, гаечными ключами всех видов и железяками неизвестного назначения. А еще заляпанные тюбики с клеем, затвердевшие кисточки, лак и морилка… В углу даже стоят две рассохшиеся доски с загнутыми носами: старожилы называли их лыжами, но все позабыли, для чего они нужны.

— Чем вы там громыхаете? — поинтересовалась тетя из кухни, дымя самокруткой.

Я подошел к плите, сделал глоток прямо из чайника. Щелкнул засов ванной, и мимо прошмыгнула Алина в прилипающей ночнушке на мокрое тело. Я не успел ее рассмотреть, слишком быстро захлопнулась дверь комнаты. Интересно, осталась ли еще вода?

— Полин, ну дай хоть затянуться, — простонал Вовик. Бывший ликвидатор сидел там же, где мы его оставили, и, казалось, дремал, прислонившись к пожелтевшим обоям.

— Что вы задумали? — женщина проигнорировала тельняшку, внимательно смотрела на меня сквозь дым.

— Кабина выглядит целой. Дети могут быть еще живы. — Я допил едва теплую жидкость из носика. — Мы спустимся. Где их мать?

— Я дала ей своего лекарства, поспит на моей кровати, пока муж не придет. — В хриплом голосе Поли пропал даже намек на ту теплоту, с которой она утешала несчастную. — Вы слышали что-нибудь?

— Нет. Алина слышала.

— Ей могло показаться. Скажи на милость, как можно уцелеть при падении с такой высоты?

Я пожал плечами.

— Ловители, — сказал Вова, не открывая глаз. — Под кабиной есть такие штуки, называются ловители. Когда лифт падает, их зубья вгрызаются в направляющие. Все дело в тросе ограничителя скорости…

Вова уже собрался было показывать на пальцах единственной руки, но икнул и передумал.

— Ай, что объяснять тупицам.

— Не сработали твои ловители. Мы видели кабину.

— Пацан, там у всех узлов срок службы двадцать пять циклов. То есть они износились еще при твоей прабабке. Ясен пень, ничего не работает как надо. Поздно схватились, или зубья повырывало, или направляющая посыпалась, да что угодно. Я к тому веду: если не сработали