Книга Хранитель истории династии. Жизнь и время князя Николая Романова - Иван Юрьевич Матвеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Наступившее утро 11 апреля стало последним днём, когда представители российского императорской фамилии могли наблюдать родные берега. В 9 часов утра крейсер «Мальборо» поднял якорь и корабль взял курс на Константинополь. В это время императрица Мария Фёдоровна, в чёрном пальто и чёрной шляпе, стояла на палубе корабля и молча смотрела на удаляющийся берег. Позади неё виднелась огромная фигура великого князя Николая Николаевича, одетого в длинную армейскую шинель с черкеской на голове. В тот же самый момент из ялтинской бухты отходил русский военный корабль, на палубе которого выстроились офицеры охраны, чтобы поприветствовать императрицу и их бывшего Верховного главнокомандующего. «Корабль, прошёл в непосредственной близости от нас в полнейшей тишине, которую внезапно нарушили громкие звуки “ура”, не смолкавшие до тех пор, пока мы могли слышать их, – записала императрица в дневнике. – Этот эпизод, в равной мере красивый и печальный, тронул меня до глубины души… Я поднялась на палубу как раз в тот момент, когда мы проходили мимо корабля адмирала, на котором играла музыка. У меня сердце разрывалось при виде того, что этот прекрасный берег мало-помалу скрывался за плотной пеленой тумана и наконец исчез за нею с наших глаз навсегда»[2]. Императрица Мария Фёдоровна ещё долго стояла на палубе, наблюдая в бинокль, как за пеленой тумана скрывался дорогой и ставший для неё родным российский берег, где, как она верила, ещё находились целыми и невредимыми спасённые от большевиков её сыновья и внуки.
Много лет спустя, работая над мемуарами, князь Роман Петрович запишет свои воспоминания о прощании с Родиной. Вспоминая былые годы на склоне своих лет, он уже не мечтал при жизни вновь вернуться в Россию, но небольшой огонёк надежды всё же теплился в его душе до конца дней. «…Я проснулся вовремя. Одевшись, я вышел на палубу, не промокшую от ночного дождя. Свежий ветерок разогнал тучи, солнце снова засияло. Я был совсем один и смотрел в сторону Ялты. В порту все ещё стояло несколько дымящихся пароходов, которые должны были принять последних беженцев… Погода стояла хорошая, лишь лёгкий туман ещё окутывал высокие горы над Ялтой, откуда большевики угрожали городу. Поскольку все знали, что мы снимаемся с якоря до захода солнца, то почти все пассажиры собрались на палубе, – впрочем, мои родители и тётя Стана остались в своих каютах. Дядя Николаша появился позже всех остальных. Он отправился в кормовую часть, где разместилась Вдовствующая Императрица со своей придворной дамой графиней Менгден. После того как мой дядя поздоровался с Государыней и поцеловал ей руку, графиня удалилась. Вдовствующая Императрица и мой дядя остались одни и долго разговаривали. Я вспоминаю это мгновение так, словно оно было вчера, в последующие минуты разыгралась сцена, которая глубоко поразила всех, кто находился на палубе.
В поле нашего зрения попал большой грузовой пассажирский корабль, который только что покинул Ялту, за ним следовал маленький буксир. Это были два последних корабля с беженцами на борту. Грузовое судно приблизилось, а затем медленно проплыло мимо нас. Внезапно до нас донеслось “Боже, храни царя”. Это были беженцы, которые пели на борту уходящего судна. Они узнали силуэты Вдовствующей Императрицы и дяди Николаши. Мой дядя, одетый в черкеску, приложил руку к пальто, а Государыня благословила их крестным знамением… Мы все ещё стояли на палубе, когда из труб внезапно повалил чёрный дым. С носовой части я услышал грохот якорных цепей, и над нами уже развевался британский военный флаг на мачте… Медленно, почти незаметно, мы покидали рейд Ялты. Знакомые контуры берегов скользили мимо нас. После маяка Ай-Тодора я совершенно ясно у знал Дюльбер, стены которого от последних лучей солнца блестели ярко-красным цветом. Я ещё долго стоял на палубе. Когда солнце скрылось за горизонтом, я спустился в каюту. “Мальборо” увозил нас от русского берега в сторону Босфора. Наступила ночь»[3].
По прибытии в Константинополь Романовым пришлось разделиться на две группы. Первая – во главе с императрицей Марией Фёдоровной – должна была следовать в Великобританию, а вторая – с великим князем Николаем Николаевичем отправиться в Италию, где королевой страны была родная сестра великих княгинь Анастасии Николаевны и Милицы Николаевны.
«В последний раз позавтракали с “дюльберцами”, которые наконец-то покидают нас вместе со всем своим многочисленным окружением и отправляются в Италию на борту “Лорда Нельсона” с адмиралом Сеймуром»[4], – записала 16 апреля 1919 года в дневнике императрица Мария Фёдоровна.
Вскоре великие князья с семьями оказались в Генуе, а затем отправились в Рим. В Италии великий князь Пётр Николаевич и его супруга решили не задерживаться и на нить жемчуга из ожерелья Милицы Николаевны приобрели во Франции, на живописном мысе в Антибе, виллу Донателло площадью четыре гектара. В начале XX века в моде были длинные, практически до пола, жемчуга, а у великой княгини Милицы Николаевны таких имелось четыре-пять штук. Этот жемчуг был единственной ценностью, которую удалось вывезти из России, на него Романовы и смогли купить себе временное, как тогда казалось, пристанище на чужбине. Трёхэтажный дом с красной крышей и огромным садом до сих пор можно увидеть на Лазурном Берегу. Он как бы спрятался в гуще строений, чтобы быть незаметным для чужого глаза. К тому же вилла не просматривалась с моря, а это было самым главным требованием во время покупки, поскольку новая хозяйка, Милица Николаевна, боялась, что советская подводная лодка обстреляет дом или даже похитит хозяев. Конечно, сегодня это звучит абсурдно, но под впечатлениями от холодящих кровь деяний большевиков великая княгиня оставалась до конца своих дней.
В один из солнечных летних дней 1921 года, играя в теннис в Каннах, Роман Петрович увидел молодую и красивую графиню Прасковью Дмитриевну Шереметеву. Она родилась 2(15) октября 1901 года в имении Шереметевых в селе Гавронцы Полтавской губернии. Столь редкое для семьи имя графиня получила, вероятно, в честь своей прабабки – Прасковьи Жемчуговой. Её отец, граф Дмитрий Сергеевич Шереметев, являлся другом детства императора Николая II, а мать, Ирина Илларионовна, урождённая Воронцова-Дашкова, была дочерью многолетнего министра императорского двора Иллариона Ивановича Воронцова-Дашкова и тесно дружила с сестрой государя
