Книга Обжора - Джавид Алакбарли

диабет и повышенный холестерин. Словом, не самый приятный букет. В любом случае врачей радует лишь то, что подобная ситуация встречается не так уж часто.

Этот недуг, как правило, является результатом предельного равнодушия человека к своему здоровью. И встречается он чаще всего среди тех, кто в силу ряда обстоятельств был вне зоны постоянного медицинского контроля. Вот и получаем мы порой на «скорой» больного, у которого тромб напрочь закупоривает сосуды, питающие кишечник. При таком раскладе мы теряем пациента ещё до того, как он попадает к нам на операционный стол.

Всё это, конечно же, пришло мне в голову гораздо позже. Пока же, в эти первые минуты, было ясно, что придётся решать весьма сложные задачи. Ведь у нас в больнице не было ни настолько просторного лифта, ни соответствующих носилок, ни супер-санитаров, чтобы мы могли втащить эту больную на третий этаж. А именно там и располагалась наша операционная. В конце концов было решено, что всё же будем поднимать её вверх по лестнице всё на той же кровати. С помощью родственников и близких, сопровождающих больную, нам кое-как удалось донести её до операционной.

Судьба, видимо, была благосклонна к ней, а может быть, какие-то высшие силы приняли решение всё же удержать её на этом свете. Об этом свидетельствовало хотя бы то, что рядом с ней оказался этот прекрасный хирург. Просто в этот день к нему обратился коллега, попросив подменить его. Как бы там ни было, больная в конце концов оказалась под скальпелем профессионала высочайшего класса. Нам оставалось лишь надеяться на то, что чудо-руки этого чародея помогут ему выиграть предстоящую битву со смертью.

Операционный стол, стихийно сооружённый нами из двух нормальных, мог бы занять особое место в истории хирургии. Каждый из нас сделал всё, что от него зависело, чтобы создать этот шедевр. С первой минуты весь персонал отделения был предельно мобилизован, но всё же конечный результат зависел только-лишь от хирурга. Всем остальным оставалось уповать на господа бога и молиться. Естественно, только тем, кто умеет это делать.

Пока шла операция, мы подготовили для нашей больной отдельную палату. Ей повезло и в том, что здание нашей больницы было построено ещё в девятнадцатом веке. Здесь были очень широкие коридоры и двери. Сняв и отложив в сторону створки дверей, мы обеспечили достаточно удобный вход в палату.

Мы так же соединили с помощью подручных материалов две койки, чтобы создать спальное место, способное выдержать вес этой женщины-горы. Иного выхода у нас просто не было. Ведь её громоздкая кровать не могла бы пройти даже сквозь расширенный проём палаты. С этой кровати мы просто сняли роскошный ортопедический матрац, чудом втащив его в палату. Пока всё это происходило, ветеран нашей больницы дядя Маис не переставал ворчать.

— Не нравится мне эта больная. Несколько раз я сталкивался с этой эмболией. Будь она неладна. При мне всякий раз исход был летальным. Подобные пациенты, как правило, вообще не выдерживают операцию. Тем более, при таком весе.

Когда хирург вышел из операционной, дядя Маис, видимо, щадя самолюбие врача, постеснялся прямо спросить о том, жива ли больная? Только и смог вы дохнуть:

— Ну, как?

— Ну, что тебе сказать? Родилась в рубашке. Эмболия, к счастью, успела захватить только слепую кишку. Удалил её вместе с тромбом. Да, пока не забыл. Надо хотя бы для интереса взвесить всё это.

И тут он указал на сложенные в стороне три больших целлофановых пакета.

— По-моему, я вырезал из её живота не менее тридцати килограммов жира. Лишил бедняжку, как говорится, накопленного запаса на чёрный день. Кстати, было бы неплохо завтра больную показать диетологу и психиатру. Ну, не верю я, чтобы нормальный человек мог бы сам себя довести до подобного состояния.

Хотя операция прошла удачно, но опасность, конечно же, ещё не миновала. По указанию хирурга к больной прикрепили нашу самую опытную медсестру. Врач же ещё несколько раз наведывался в эту палату, и ему докладывали, что женщина вовремя отошла от наркоза и, благодаря болеутоляющим средствам, смогла спокойно заснуть. Но спокойствия не было ни в этой палате, ни в больнице.

На всё здание звучал оглушительный храп этой больной. А храпела она так, как может, наверное, только слон. Убеждён, что от её храпа мог бы воскреснуть даже усопший. До сих пор жалею лишь о том, что я, по неосторожности, стёр из памяти моего нового телефона фантастическую ораторию её храпа. Наш дядя Маис был абсолютно согласен со мной в том, что это настоящий слоновий храп. Мы оба не знали в точности, как они храпят, да и храпят ли они вообще. Но, тем не менее, нам казалось, что только они способны издавать такие трубные звуки.

Я встречал по жизни нескольких серьёзных храпунов, но подобного никогда не слышал. Для описания её храпа нужен был хороший специалист по русскому языку, причём желательно хорошо владеющий ненормативной лексикой. Мы могли лишь констатировать то, что он переходил из высоких регистров в низкие, порой издавал почти органные звуки, но в итоге вновь перемещался из низких в высокие. Но самое главное заключалось в том, что он не умолкал ни на минуту.

Всех ещё удивлял и поражал тот факт, что её родственники, дочери, зятья, все время толпящиеся перед палатой, радостно вслушивались в этот храп и комментировали его. Ведь эти звуки, по их мнению, были самым верным симптомом того, что теперь всё в порядке. Храп вселял в них уверенность, что всё идёт своим путём. Раз она так храпит, значит, теперь больная уж точно находится на пути к выздоровлению. Словом, очередное тринадцатое число завершилось не так уж плохо. Летального исхода всё же не было, хотя мы с дядей Маисом были в нём уверены. А это значит, что женщина-гора и дальше будет по жизни преобразовывать горы различных белков и углеводов в свои стратегические запасы жира, а заодно и руководить процессом приготовления еды в своём ресторане. Справедливости ради надо признать, что готовили там очень вкусно. Мы там иногда с ребятами отмечали какие-то даты, и ни у кого из нас на тарелке ничего не оставалось. Всё съедали подчистую.

Утром, сдавая дежурство, я увидел, что несколько медсестёр, передвигаясь почти на цыпочках и не издавая ни единого звука, заглядывали в приоткрытую дверь палаты. Они еле-еле сдерживали свой смех. Оказывается, наша больная диктовала старшей дочери, что необходимо ей принести поесть. Поневоле мне вспомнились роскошные пиршества из романа «Гаргантюа и Пантагрюэль».

В своё время этот