Книга Детство и школа. 1932—1949. Стихи разных лет - Владимир Георгиевич Фалеев

в Гипрогоре, где по тогдашним временам большой популярностью пользовались «капустники». Мы брали пример с самодеятельных ансамблей «Кохинор» и «Рейсшинка» института Моспроект и готовили свои номера к праздничным вечерам.

Последующие десятилетия были плотно заняты работой, личными делами, поездками. До стихов руки не доходили. Переломным оказался 1982 год (см. главу 6 части второй).

И, как это не удивительно, потребность делиться с окружающими своими мыслями в стихотворной форме проявилась у меня уже после выхода на пенсию!

Не могу не остановиться еще на одном, чрезвычайно важном для меня обстоятельстве. Выйдя в свет, эта книга оставит воспоминание не только обо мне. Я отдаю должное памяти тех, кого уже нет среди живых, и кому я обязан многому, прежде всего любви к труду, вере в добро и его главенству над злом. Тем, кто научил меня быть честным и любить свою родину.

Я кланяюсь своей бабушке Людмиле Константиновне, возившейся со мной малышом и школьником долгие годы. Маме и папе, Елене Васильевне Гусевой и Георгию Анатольевичу Фалееву, поставившим на ноги и давшим главное направление в жизни.

Воспоминания о детстве посвящены моей дочери Марине, так любившей мои стихи. Она ушла от нас трагически рано, после продолжительной болезни, не дождавшись выхода этой книги.

С признательностью вспоминаю школьного друга моего, Володара Лишевского, давшего мне первые уроки литературного труда.

Выражаю благодарность Владимиру Олеговичу Попову за интернет-поддержку рукописи книги.

Спасибо всем, кто был со мной рядом по длинному жизненному пути.

Глава первая. Раннее детство (1932–1939)

Однажды, уже будучи совсем взрослым, в разговоре с мамой я узнал, что родился несколько преждевременно. Что уж было тому причиной, мама не сказала. Тем не менее, вместо положенного апреля я поторопился увидеть Божий свет в феврале. Да не просто, а 29-го, год-то был високосным. По церковному календарю полагалось назвать меня Касьяном. Но в те годы церковь почетом не пользовалась, и имя родители выбрали по своему вкусу. Мне оно тоже нравится.

По гороскопу вышел я как бы «поздней Рыбой», но полагающиеся по срокам черты «Овена» также частично получил. Указанные обстоятельства, видимо, как-то сказались на моем характере.

От Рыб в нем, как утверждают составители гороскопов, душевная тонкость при развитом уме, сильном скептицизме и самоанализе. От Овнов – трудолюбие, но и вспыльчивость, агрессивность и ряд других, не очень приятных качеств. В целом, как утверждает моя жена Светлана, характер сложный. Впрочем, так говорят (даже не связывая характер со знаками зодиака) не менее 98 % всех жен своих мужей.

Появился я на свет в Москве, в Замоскворечье, роддоме на Шаболовке, что рядом с Шуховской телебашней. Оттуда папа привез нас в дом 11 по 2-му Спасоналивковскому переулку. Этот дом был моим все следующие 20 лет жизни.

Сейчас многие сами занимаются поисками предков, или заказывают специалистам составление своих родословных. Приходилось видеть у знакомых целые картины с изображением развесистых генеалогических древ, сучья которых порой украшали фамилии и имена весьма известных личностей Так ли это на самом деле, или исполнители заказов тешили тщеславие клиентов – оставим на их совести У других хранятся толстенные альбомы с фотографиями, пожелтевшие письма и другие документы, говорящие об истории семьи. Военные ли годы тут виной, или другие повороты судьбы, но у меня ничего подобного не сохранилось, кроме отрывочных детских воспоминаний из рассказов бабушки и родителей. Будучи взрослым, я мог многое уточнить, однако по разным причинам этого не сделал. Вряд ли бы что-то дали и генеалогические изыскания. Слишком много времени прошло. Поэтому буду рассказывать по памяти о самых близких родственниках. Ну а что до генеалогии, согласитесь, важнее, каков ты сам в мыслях и поступках. Висящий на стене портрет пусть даже выдающегося предка тебе самому славы не прибавит. Хотя, чего греха таить, я и сам иногда скромненько так сообщаю: «А вот среди моих, дальних правда, родичей со стороны отца, были потомки самого Миклухо-Маклая…», и жду реакции собеседника. Если он заинтересуется, сообщу, что держал в руках подлинную полевую сумку путешественника и сделанные им фотографии туземцев. Как это случилось, расскажу дальше. А пока позвольте познакомить вас с моими родными.

Дедушка со стороны матери был из крестьян деревни Печины Нижегородской губернии. Знаю об этом со слов мамы. Это место находится где-то на юго-востоке нынешней области, но найти ее на карте мне пока не удалось. Надо думать, дед был достаточно смекалист, ибо сумел выучиться не только грамоте и арифметике. Получив специальное образование в Нижнем Новгороде, стал служить счетоводом, а затем и бухгалтером, позднее перебрался с семьей в Москву. На бабушке Елизавете Дмитриевне женился еще в Нижнем. Она родила ему четверых дочерей. Старшей была тетя Лида, вслед за ней в 1910 году родилась моя мама Елена Васильевна, позже еще две сестры – Зинаида и Юлия. Тетю Лиду в живых я не застал – она скончалась в 1931 году, теток Зину и Юлю помню очень хорошо.

После революции дед Василий работал старшим бухгалтером на фабрике в районе Б.Серпуховской улицы. От фабрики семье деда дали комнату на втором этаже неказистого строения во дворе нынешнего дома 42. Строение это сохранилось. Сейчас бы мы назвали «это» общежитием, тогда же, если не ошибаюсь, именовалось оно казармой.

Я помню дедушкино жилье очень хорошо, потому что мама с папой часто водили меня туда в гости. Я обожал, держа родителей за руки, высоко подпрыгивать над лужами и выбоинами в асфальте. Дорога к дому дедушки шла по нашему переулку, по Полянке, через Серпуховскую площадь. Путь, надо сказать, не близкий. Не с той ли далекой поры я полюбил дальние пешеходные прогулки? По дороге, как все малыши, я обожал читать названия магазинов. С некоторыми связаны забавные воспоминания. До сих пор, а прошло уже более восьмидесяти лет, я не без опасения поглядываю через боковое стекло автомобиля на сохранившуюся вывеску «Стоматология» на одном из домов на Большой Серпуховке. Мимо него, смеясь, пробегали родители, в шутку пугая меня зубным врачом.

Комната второго этажа, где к этому времени обитали дедушка, бабушка и незамужняя тетя Зина (тетя Юля вышла замуж и ей дали крохотную комнатенку на первом этаже той же казармы), была одной из десятка таких же помещений, площадью метров по 15 каждое. Их объединял длиннющий коридор. В конце коридора находились общая кухня и примитивные «удобства». Горячей воды не было. Готовили на примусах и керосинках. Коммунальными квартирами в то время мало кого можно было удивить, но это было