Книга Гномики на мотороллерах и другие рассказы - Winter Ant

не было мобильных телефонов, социальных сетей и еще много чего удобного; что все было недоступнее и сложнее. Молча мы стояли и смотрели, погруженные в себя и свои мысли. Внезапно сзади в темноте раздался чей-то смех – небольшая компания шла по улице. Нужно было уходить. Возле ее дома мы мило и тихо попрощались – я взял ее руку в свою ладонь и ощутил, как неугомонные сумасшедшие гонщики снова вышли на старт и понеслись в моих венах.

 На следующий день я проснулся рано. Мысль о том, что мы сегодня увидимся, отзывалась теплом. Предвосхищение счастья и есть настоящее счастье. Солнце уже поднялось, но скрывалось вдали за лесом, и янтарь его лучей неравномерно распадался по зеленой листве. Могучая энергия мотоцикла проникала глубоко внутрь и успокаивала неясную вибрацию взволнованной души. Мне нравилось долго кружить по полевым и лесным дорогам, посещая знакомые места, и наконец я подъехал к старому мосту со стороны деревни. Действительно, со временем мост обветшал и рухнул в какой-то его части. Колхозники забрали что возможно на дрова, но часть бревен так и осталась лежать в толще воды, омываемая течением. Наблюдая, как длинные локоны подводной травы гибко извиваются под силой реки, я вдруг осознал, что мы не встретимся больше никогда, что перебраться туда, на наш берег, нет никакой возможности, что всякая попытка приведет к неминуемому крушению. Надев шлем, я бросил быстрый взгляд на наши камни, отвернулся и сел в седло мотоцикла.

 Я уехал в город в тот же день, сославшись на срочность. Всю неделю ходил сам не свой, словно шальной, не замечая родных; подолгу смотрел в одну точку, иногда беседуя сам с собой. Встревоженная мать спросила:

– Что с тобой? Я пожал плечами:

– Гномики. На мотороллерах.

А ВЗРОСЛЫМ…

– Спасибо, что пропустили, – незнакомый голос за спиной звенел нотками иронии мелодично и нежно, но от этого было не менее досадно. Девушка возникла внезапно, в одно мгновение, едва Максим открыл домофонным ключом дверь подъезда и перешагнул через порог; он даже не успел сообразить, что нужно остановиться и дать ей пройти.

Двигаясь мягко и упруго, словно в ее ногах разжимались небольшие пружинки, незнакомка играючи опередила Максима в холле и впорхнула в открытые створки лифта. Он вошел следом и, нажимая на кнопку вызова этажа, краем глаза быстро взглянул на нее: в глубине души Макс обрадовался, что их глаза не встретились – объясняться не хотелось, но за это мгновение он успел разглядеть ее лицо. Оно не было по-детски милым (чем прекрасен этот возраст), наоборот, тонкая прозрачная кожа подчеркивала острые углы широких скул, вырисовывая четкую линию подбородка, и эта линия выразительно отделяла нижнюю часть лица от гибкой изящной шеи. Голубые… Нет. Платина и синева – таинственный микс в больших, чуть широко расставленных глазах, которые, как казалось, всегда улыбались. Какая-то мысль, занимавшая ее в тот момент, заставила спрятать внутрь алый цвет плотно сжатых изогнутых губ, одновременно румянцем пустив его по задорным и очаровательным ямочкам на щеках.

Будь он постарше, то непременно заговорил бы с ней, но возмущение несправедливым упреком нахлынуло настолько стремительно и охватило по-мальчишески так сильно, что не позволило ему переломить себя и извиниться – он действительно не видел ее перед входом; а затем Максу показалось, что она одного с ним возраста, может, даже чуть младше, и он смутился, рассудив, что «поздно, неуместно, неудобно и вообще – вот еще…»

Лифт монотонно гудел; они молчали, стоя спиной к спине. В небольшом уголке зеркала Максу виднелся легкий витой локон светлых волос, мило и будто невзначай сбежавший из-под вязаной шапочки. Опираясь плечом на вибрирующую стену, незнакомка что-то печатала на экране смартфона, и хотя короткий легкий пуховик был полностью застегнут, между ним и тонкой талией образовалась волнующая пустота, которая усиливала цветочную хрупкость юных совершенных форм. Весь лифт изнутри был отделан в серых и стальных тонах, и было удивительно, как бело-голубой свет, преломляясь и взаимно отражаясь, подкрашивает предметы серым блестящим металликом. И когда Максим остановил свой взгляд на металлической подвеске, дрожащей на молнии рюкзака, то вместо висящей игрушки воображение нарисовало силуэт летящего самолета, а серый пуховик, коричневый рюкзак, голубые джинсы, вязаная шапочка и все, что касалось образа незнакомки, покрылось сверкающим серебром, и сама девушка как будто превратилась в маленький изящный самолетик.

Макс очнулся, только когда попытался открыть дверной замок квартиры не тем ключом. Он не помнил, как вышел из лифта, на каком этаже выпорхнула незнакомка и сейчас сожалел об этом; все, что осталось в памяти – летящий самолетик, цвет ее глаз и серебро тонкого аромата парфюма, оставшегося после.

Максим был подростком, ему недавно исполнилось …надцать, и все это ему должно быть простительно, а взрослым – четырежды завидно.

Рассуждая о том, почему он не встретил ее раньше, Максим пришел к выводу, что она, должно быть, приехала к кому-то в гости; тот случай пришелся на пятницу, и этот факт только усилил его уверенность. Какое-то время он продолжал всматриваться в силуэты прохожих по дороге из школы домой, но все было тщетно: незнакомка исчезла так же внезапно, как появилась: «Жаль, что не переехала…»

Утром, если позволяли обстоятельства, отец по пути на работу подвозил его до школы. Однажды Максим сильно задержался, собирая вещи; он отставал от обычного графика, в то время как возмущенный отец спустился вниз и ждал его в машине, «без запятых» озвучивая врожденную (но не в него) нерасторопность сына. Отец никогда не опаздывал.

Только когда Максим выбежал из подъезда, он осознал, что ему знаком тонкий, еле уловимый запах, неясно взволновавший его в лифте, и хотя он бежал сломя голову, был разгорячен и переживал за отца, он ни с чем не мог перепутать его: это был тот самый аромат.

Он уселся на переднее пассажирское кресло. Как ни хотелось тревожить раздосадованного отца, но Макс переборол себя:

– Пап, кто выходил из подъезда передо мной?

– Почему так долго? Ты – мужчина… так собираться… – отец с недовольным лицом выкручивал руль автомобиля, объезжая припаркованные машины. «Пока он успокоится, все забудет».

Макс обреченно вздохнул:

– Так получилось, я не специально. Извини.

В салоне автомобиля воцарилась неловкая тишина, было слышно, как глухо шуршат острые стальные шипы, врезаясь в мерзлый асфальт, и тихо всхлипывает магнитола. Лицо отца стало понемногу светлеть, видимо, он наконец понял, о чем спросил его Макс, и нашел ответ на его вопрос, но внутри продолжал бороться с упрямой вредностью. Из вредности. Расстроенный Максим поежился, замер