Книга Двухсотлетний человек - Айзек Азимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я наслаждаюсь, делая их, сэр.
— Наслаждаешься?
— Когда я их делаю, сэр, связи у меня в мозгу возбуждаются по-особенному. Я слышал, как вы употребляли слово «наслаждаться». Тот смысл, который вы в него вкладываете, соответствует тому, что ощущаю я. Делая их, я наслаждаюсь, сэр.
Джералд Мартин поехал с Эндрю в региональный филиал «Ю. С. Роботс энд Мекэникл Мен Корпорейшн». Сэра, члена Регионального законодательного собрания, старший робопсихолог принял немедленно. Собственно говоря, именно положение конгрессмена давало ему право иметь робота — в те первые дни, когда роботы были редкостью.
Тогда Эндрю еще ничего этого не понимал, но впоследствии, расширив сферу своих познаний, он мысленно воспроизвел эту сцену и увидел ее в надлежащем свете.
Мертон Мэнски, робопсихолог, слушал, все больше хмурился и не раз чуть было не принимался барабанить по столу. Лицо у него было испитое, лоб в глубоких складках, и, возможно, он выглядел старше своих лет.
— Создание роботов, мистер Мартин, — сказал он, — это не точное искусство. Яснее мне объяснить трудно, однако математические формулы, определяющие системы позитронных связей, чрезвычайно сложны и позволяют находить лишь приблизительные решения. Естественно, Три Закона непререкаемы, поскольку мы во всем исходим из них. Разумеется, вашего робота мы заменим…
— Ни в коем случае, — сказал Сэр. — Речь ведь не о неполадках. Свои прямые обязанности он выполняет безупречно. Но кроме того он изумительно режет по дереву, никогда не повторяясь. Он создает произведения искусства.
— Странно! — Мэнски словно бы растерялся. — Конечно, в настоящее время мы стремимся делать связи более общими… По-вашему, это истинное творчество?
— Судите сами. — Сэр протянул ему деревянный шарик с изображением площадки для игр. Фигурки детей были такими мелкими, что их не сразу удавалось различить, и в то же время они обладали поразительной пропорциональностью и настолько гармонировали с древесным рисунком, что и он казался вырезанным.
— Это его работа? — сказал Мэнски, возвращая шарик и покачивая головой. — Счастливая случайность. Что-то в расположении связей…
— А повторить вы сумеете?
— Скорее всего нет. Ни о чем подобном еще ни разу не сообщалось.
— Отлично, Я рад, что Эндрю — единственный в своем роде.
Мэнски сказал:
— Полагаю, компания охотно взяла бы вашего робота для изучения.
Сэр ответил с неожиданной мрачностью:
— Ничего не выйдет. И думать забудьте. — Он обернулся к Эндрю. — Едем домой.
— Как вам угодно, сэр, — ответил Эндрю.
Мисс назначала свидания мальчикам и редко бывала дома. Теперь мир Эндрю сосредотачивался вокруг Крошки-Мисс — уже далеко не крошки. Но она не забывала, что первое свое изделие он вырезал для нее — деревянный кулончик на серебряной цепочке, который она всегда носила на шее.
И это она первая воспротивилась манере Сэра раздаривать его изделия. Она сказала:
— Знаешь, папа, пусть те, кому они нравятся, платят за них. Они ведь стоят недешево.
— Давно ли ты стала корыстолюбивой, Мэнди? — спросил Сэр.
— Деньги пойдут не нам, папа, а художнику.
Эндрю никогда раньше не слышал этого слова и, когда у него выдалась свободная минута, посмотрел его значение в толковом словаре. А потом они с Сэром снова поехали. На этот раз к адвокату Сэра.
Сэр сказал адвокату.
— Что вы о ней думаете, Джон?
Адвоката звали Джон Фейнголд. У него были белые волосы и пухлый живот, а по краям его контактных линз шел ярко-зеленый ободок. Он посмотрел на резную дощечку, которую протянул ему Сэр.
— Очень красиво… Но я уже слышал новость. Ее вырезал ваш робот. Тот, который с вами здесь.
— Да, это работа Эндрю. Верно, Эндрю?
— Да, сэр, — сказал Эндрю.
— Сколько бы вы заплатили за нее, Джон?
— Право, не знаю. В таких вещах я не знаток.
— А вы поверите, что мне за эту вещицу предлагали двести пятьдесят долларов? Стулья Эндрю раскупались по пятьсот. В банке лежат двести тысяч долларов, вырученных за изделия Эндрю.
— Боже мой! Он сделает вас богачом, Джералд!
— Наполовину, — сказал Сэр. — Вторая половина положена на имя Эндрю Мартина.
— Робота?
— Вот именно. И я хочу знать, законно ли это.
— Законно ли? — Фейнголд откинулся на спинку скрипнувшего кресла. — Прецедентов не существует, Джералд. Но как ваш робот подписал необходимые документы?
— Он умеет писать свое имя. И я отвез образец его подписи в банк. Самого его я туда брать не стал. Можно ли сделать еще что-то?
— Хм-м… — Фейнголд завел глаза вверх, потом сказал: — Можно учредить опеку для ведения всех его финансовых дел, обеспечив таким образом защитный слой между ним и враждебным миром. А в остальном советую вам больше ничего не предпринимать. Пока ведь никто вам не препятствует. Если у кого-нибудь возникнут возражения, пусть он вчиняет иск.
— И вы возьметесь вести дело, если такой иск вчинят?
— Разумеется. За соответствующий гонорар.
— Какой?
— Вот в таком духе. — И Фейнголд кивнул на дощечку.
— Вполне честно! — Сэр кивнул.
Фейнголд со смешком обернулся к роботу.
— Эндрю, ты доволен, что у тебя есть деньги?
— Да, сэр.
— И что же ты думаешь с ними делать?
— Платить за все то, за что иначе пришлось бы платить Сэру. Это сократит его расходы, сэр.
Случаев представилось много. Ремонт обходился дорого, а переделки еще дороже. С годами появлялись все новые модели роботов, и Сэр следил, чтобы Эндрю извлекал пользу из всех усовершенствований, пока он не стал металлическим шедевром. Оплачивалось это из средств Эндрю. На этом настаивал он.
Только его позитронные связи сохранялись в неприкосновенности. На этом настаивал Сэр.
— Новые роботы хуже тебя, Эндрю, — сказал он. — Они никуда не годны. Компания научилась делать связи точными — от сих до сих, единообразно и однозначно. Новые роботы стабильны. Они делают то, для чего сконструированы, и не отклоняются ни на йоту. Ты мне нравишься больше!
— Благодарю вас, сэр.
— И это все из-за тебя, Эндрю, не забывай. Я убежден, что Мэнски прекратил работу над общими связями, как только хорошенько на тебя поглядел. Непредсказуемость его не устраивала… Знаешь, сколько раз он требовал тебя, чтобы подвергнуть изучению? Девять! Но я не допустил, чтобы ты попал к нему в лапы, а теперь, когда он ушел на пенсию, может быть, мы вздохнем свободнее.