Книга Бедная миллионерша - Дарья Калинина

И вот сейчас она их слышала, но она ничего не чувствовала! Ни триумфа, ни удовольствия, вообще ничего. В душе была лишь одна звенящая и какая-то ледяная пустота.

Тане было все равно, есть эти деньги, нету их, какая разница? Ну да, теперь она может устроить безумный шопинг, может полететь в любой уголок мира, может просто целыми днями валяться на кровати, обжираться самым лучшим шоколадом и есть свою любимую осетрину целыми рыбинами, может… может… много чего она теперь может.

Но беда была в том, что ей ничего этого больше не хотелось!

И Таня разрыдалась так громко и безудержно, что Льву Соломоновичу пришлось вызвать свою помощницу, которая была ровесницей Тани и которая искренне не понимала ее слез.

– Чего ты ревешь, Танюшка? – уже совсем по-свойски обратилась она к ней. – У тебя денег теперь до хренища. Старый хрыч оставил все одной тебе. Не каким-то там благотворительным фондам, которыми он тебя все время пугал, не своим дальним родственникам, которых у него и не было, не детям, которые, похоже, тоже были только у него в голове, а одной тебе! Все его счета теперь твои! Живи, кути, гуляй, как тебе хочется!

Таня лишь помотала головой. Сунула приятельнице пять тысяч, пусть хоть она порадуется, и ушла.

Никто не понимал, какое опустошение она чувствует внутри себя. Вот раньше, когда денег и возможности не было, хотелось. А теперь, когда возможность такая появилась или вот-вот появится, все желание, весь интерес куда-то пропали! И до того Тане от всего этого стало скучно и тошно, что хоть руки на себя накладывай.

От петли ее спас трезвый взгляд на вещи. Ну, надо же хоть взглянуть, сколько у нее теперь денег. Да и глупо же умирать, когда все так отлично складывается, все вокруг так говорят.

– Раз деньги теперь мои, нужно их тратить, – вздохнула Таня и направилась в первый по счету банк, который был в ее списке.

Потом она пошла в следующий, затем еще в один. И по мере того, как перед ней открывалась картина, настроение у Тани стремительно менялось. Теперь ей снова очень хотелось транжирить деньги мужа, просто до колик в животе.

– С этим надо что-то делать, – прошептала Таня. – Да, надо что-то делать! Но что мне делать?

И тут ей вспомнилось, как вчера вечером, накануне ее похода к нотариусу, к ней приехали подруги – Ирка с Марусей.

Подруги с явным удовольствием умяли купленную специально для них банку черной икры, запили все французским шампанским и вынесли вердикт:

– Тебе просто нужно сменить обстановку.

– У тебя депрессия.

– Еще бы! Сколько времени этот старый козел ее морально уничтожал.

– Выгнать без всего на улицу угрожал.

– Если бы он не подох так вовремя, ты бы не просто одна, но еще и без денег осталась. Так что теперь пляши и пой, на твоей улице праздник!

Возможно, подруги были правы. И Таня просто устала за эти долгие годы, которые теперь казались ей вечностью.

Характер у ее покойного мужа был далеко не сахар. Да и появившиеся с возрастом болячки давали о себе знать, делая мужа еще более раздражительным. Он был старше Тани ровно в три раза.

Когда они познакомились, ей было пятнадцать, ему сорок пять. Потом ей исполнилось двадцать, двадцать один, двадцать два, двадцать три, она расцветала, хорошела, лучилась молодостью и здоровьем. А муж… муж не молодел, он увядал. Какая-то дрянь точила его изнутри. Хотя ни одно из обследований не показало какой-то серьезной проблемы.

Врачи уверяли, что главное для него – соблюдать диету.

– Следите за ним! – твердили они Тане. – Никакие лекарства не помогут, если он будет питаться по-прежнему. Станет пихать в себя все, на что упадет его глаз.

И Таня пыталась что-то сделать. Но муж не желал ни ее, ни докторов слушать. И всякий раз, когда Таня робко советовала вместо устриц заказать на завтрак простую манную кашу, он орал на нее после этого так, что ей хватало до самого обеда. У нее тряслись руки и дрожали ноги. На обед Таня упоминала, что легкий овощной супчик был бы предпочтительней тяжелого мясного да еще с трюфелями. И снова слышала в свой адрес проклятия, которые не переводились у мужа до самого ужина. За ужином она молчала, потому что тут уж говорить что-либо было невозможно, супруг начинал ужин с бутылки вина, потом появлялось виски или другой крепкий напиток, который муж усердно закусывал хамоном или ветчиной, которую он просто обожал.

Ветчину он пихал в себя огромными ломтями, ехидно подмигивая при этом жене и приговаривая:

– Не каждому нынче такое лакомство доступно! М-м-м… Объедение!

Эту фразу он произносил неизменно всякий раз, когда приступал к ветчине. Это у него был своего рода ритуал. И Тане даже иногда казалось, что муж назло пихает в себя эту ветчину, чтобы кто-то другой вдруг бы это увидел и позавидовал ему.

Но кто? Таня терялась в догадках. Жили они уединенно, ужинали вдвоем. Не перед ней же он выделывался?

– Можно оставить и на завтра, – предлагала она.

– Сожру все сейчас! Обожаю!

И пихал в себя кусок за куском. Видно, что делал это уже через силу, явно кому-то назло.

В итоге муж попадал в больницу, где Таня преданно его навещала. Но в голову ей летели тарелки и требования гусиного паштета. Муж не желал питаться полезной больничной едой, ее он находил отвратительной. Он требовал ресторанных куропаток, требовал рябчиков, требовал тетеревов, за которыми посылал и которых ему привозили. В общем, с диетой не получалось вовсе.

И все же десять лет они в браке прожили. Как Таня это выдержала, теперь она и сама затруднялась сказать. И как выжила, тоже не понимала. Иногда ей казалось, что она просто умрет. Особенно сначала ей казалось, что она просто банально умрет от голода. Купить продуктов она не могла, муж ограничивал ее во всех тратах, разумеется, делал он это в ее же собственных интересах.

– Ты немного располнела, девочкам нужно быть стройными. Кушаешь один раз в день. Этого достаточно.

Как у всякой жены богатого банкира, у Тани был шикарный приобретенный за границей гардероб, но все эти прекрасные вещи ей выдавали по случаю выхода в свет. Дома Таня ходила в одной и той же застиранной майке и штанах, давно порвавшихся по швам.

Но мужу до этого и дела не было. Он выдавал ежемесячно ей сумму, которая равнялась десятой части от прожиточного минимума по региону, но требовал, чтобы жена его за это благодарила. На эти деньги можно было купить средства личной гигиены, но не более того. Работать Тане не разрешалось, учиться тоже. Общение с подругами должно было быть сведено к минимуму, а лучше, если оно отсутствовало полностью.

На все робкие просьбы жены увеличить ей довольствие, муж отвечал одно и то же:

– Зачем тебе больше? Живешь на всем готовом!

Так-то оно так, но за столом, который ломился от еды, Тане позволялось взять себе листик салата и каких-нибудь фруктов, желательно яблок, они стоят дешевле всего.