Книга История испанской инквизиции - Самуил Лозинский

Веротерпимая политика светских властей Испании в эпоху реконкисты стала для католической церкви большой неожиданностью. Дело в том, что вестготские короли со времени принятия Реккаредом I в 586 году католичества, нуждаясь в помощи католического духовенства, всячески старались идти навстречу требованиям церкви и жестоко преследовали всех, кого она считала врагами. Следовательно, церковь ожидала, что при обратном завоевании Испании возродится старая система преследований еретиков. Но действительность не оправдала этих надежд. Римский собор 1078 года резко осудил германского императора Генриха IV за то, что он пользовался услугами евреев в качестве откупщиков податей; это осуждение в не меньшей степени касалось испанских королей, которые не имели ничего против занятия высших государственных должностей евреями и арабами. В 1081 году папа Григорий VII обратился к Альфонсо VI с протестом по поводу его мягкого отношения к иноверцам, заявив, что тем самым он оскорбляет Божию Церковь и способствует упрочению власти сатаны. Не дремали и прелаты на местах, которые использовали каждый повод, чтобы возбудить паству против иноверцев.

Чтобы смягчить католическое духовенство, короли время от времени отдавали ему в качестве «подарка» на расправу отдельных евреев со всем их имуществом. Еще щедрее был король Арагона Рамирес II, прозванный за свою религиозность Монахом, который в 1144 году отнял у евреев города Эстельи синагогу и передал ее местному епископу Лопесу, чтобы тот превратил ее в церковь. Однако подобного рода «дары» не могли удовлетворить папский престол. В конце XII века папа Целестин III резко порицал арагонского короля Санчо Сильного за его «чрезмерную дружбу» с врагами церкви, под которыми подразумевал мавров и евреев.

IV Латеранский собор в 1215 году постановил, что отныне всякий государь под страхом отлучения от церкви и лишения трона должен принимать самые энергичные меры к истреблению врагов католической церкви, и вместе с тем повелел, чтобы мавры и евреи носили особый отличительный знак на верхней одежде. Но с уверенностью можно утверждать, что по крайней мере в Кастилии арабы и евреи, при попустительстве местных властей, не подчинились этому требованию, поскольку в 1217 году папа Гонорий III в самых резких выражениях возмущался по этому поводу. Ситуация мало изменилась и позже, что следует из требований к кастильским прелатам пап Григория IX в 1233 году и Иннокентия IV в 1250 году соблюдать постановления Латеранского собора. Проблема была, разумеется, не в самих прелатах, а в нежелании кастильского короля Фердинанда III Святого (1199—1252) отказываться от денег, которые приносили в его казну мусульмане и иудеи.

Сын его, Альфонсо X, уступая давлению духовенства, постановил, чтобы евреи, под страхом штрафа в десять золотых мараведи или десять ударов, имели на своей верхней одежде отличительный знак, но мавров же он совершенно освободил от этого обязательства. Впрочем, и в отношении евреев это решение не было осуществлено. А при Альфонсо XI инфант Хуан, говоря от имени короля, и вовсе заявил, что будет поступать так, как того требуют интересы государства.

Почти через сто лет после IV Латеранского собора, в 1312 году, состоялся собор в Вьенне, на котором испанскому духовенству снова пришлось выслушать горькие упреки. Особенное возмущение участников собора было вызвано тем, что неверные часто посещают в Испании христианские церкви и что на еврейских и мусульманских свадьбах, пиршествах и религиозных обрядах нередко присутствуют христиане. Собор заявил, что считает своей священной обязанностью объявить испанским королям о недопустимости подобного осквернения христианства, если только они не желают навлечь на себя самые ужасные небесные кары. Вслед за этим, в 1313 году, синод испанского духовенства в Саморе огласил, что евреи являются змеями, которых христиане должны терпеть, так как они носят человеческий облик, но которых они должны держать в рабстве; это заявление должно было ежегодно читаться во всех церквах. Однако и после этого испанские короли продолжали придерживаться своей старой, сравнительно веротерпимой политики. Во всяком случае, синод 1329 года жалуется, что ни одно постановление Вьеннского и Латеранского соборов не получило силы закона в Испании.

Но в 1369 году на кастильском престоле случилась смена династии. Основателем ее стал Энрике (1334—1379), граф Трастамара, внебрачный сын Альфонсо XI, в своей борьбе за трон опиравшийся на помощь католической церкви. В его лице церковь получила надежного союзника. Правда, при нем еще не было еврейских погромов. Они начались, когда королем стал его внук одиннадцатилетний Энрике III, известный под именем Беспомощного. 6 июня 1391 года подстрекаемая духовенством толпа подожгла еврейское гетто в Севилье и учинила резню, сопровождавшуюся грабежами. В этот день погибло свыше 4000 человек, и лишь немногие успели спастись бегством.

Из Севильи погромная волна разнеслась сначала по ближайшим местам, и в Кармоне, Эсихе и других городах севильского епископства не осталось в живых ни одного еврея. Затем последовала резня евреев в Кордове и других городах. В течение почти трех месяцев толпы громил свирепствовали по всей стране. Особенно сильно пострадали, кроме Севильи, еврейские общины в Хаэне, Толедо, Куэнке, Логроньо, Валенсии, Героне, Лериде, Пальме (на Балеарских островах), Барселоне, Бургосе, Сарагосе. Наиболее активным элементом в погромах были священники, ремесленники и чернь. Значительное участие в кровавых событиях 1391 года ремесленников дало некоторым испанским историкам основание считать страшную резню евреев социальной революцией, проявлением недовольства народа своим экономическим положением. Мнение это, однако, вряд ли правильно: энергичная деятельность в эти дни доминиканцев в деле крещения евреев, равно как и сразу наступавшая безопасность для принявших христианство, свидетельствуют с достаточной ясностью о том, что эти события носили главным образом религиозный характер.

В эти дни закон всячески благоприятствовал переходу в христианскую религию; крещеному даровалось полное социальное равенство, что свидетельствовало об отсутствии расового антагонизма. Еврей, становившийся христианином, мог занять всякую должность как в государстве, так и в церкви.

Спасаясь от смерти, евреи переходили в христианство целыми общинами. В течение короткого времени более 100000 семейств отказались от религии Моисея, чтобы принять религию Христа. В официальном отчете о беспорядках 1391 года в Валенсии, сделанном 14 июля, то есть через пять дней после резни, говорится, что вся еврейская община города, за исключением немногих беглецов, приняла святое крещение: среди новообращенных были и раввины. Число крестившихся в одной Валенсии тогда определялось в 11 000; во всей Арагонии[01] их было, вероятно, около ста тысяч. Вероотступники образовали особый класс людей, которых, строго говоря, нельзя было считать ни евреями, ни христианами и которые получили название «маранов», «новых христиан» или «обращенных». Число их еще более возросло в течение первых двадцати пяти лет после событий 1391 года.

Не небесные, а земные блага сулила им церковь, не любовью и милостью манила она их к себе, а страшными угрозами и тяжелыми карами, не об исцелении души, а о приумножении своей паствы заботилась она, и не религиозные истины и нравственную чистоту внушала она пришедшим к ней своим сынам, а трусливое лицемерие и гнусную измену. Принятым в лоно католической церкви евреям не были даны религиозные воспитатели и наставники; заботились лишь о формальном их крещении. Но сердца новообращенных были ожесточены; люди в гневе и отчаянии, потеряв кто сына, кто дочь, кто мать, кто отца, со скрежетом зубов произносили слова любви и милости, но помыслы их занимала месть. Одни принимали католическую веру потому, что не были героями и предпочитали спокойную и мирную жизнь мученической смерти; они тайно соблюдали религиозные и нравственные предписания иудейской религии и лелеяли в душе мечту о том, что смогут когда-нибудь сбросить с себя лицемерную маску. То, что их временный переход в католичество принимал все более и более длительный характер, не могло примирить их с новой религией и лишь внушало недобрые чувства как к тем, кто принудил их жить жизнью лицемеров, так и к тем, кто своей мученической жизнью давал им пример геройства, как бы постоянно упрекая их за измену своей религии и своему народу. Недобрые чувства будут побуждать их к недобрым делам, и эти христиане по имени, но евреи по существу окажутся тяжелым балластом прежде всего для церкви, которая, посеяв ветер, будет жать бурю: мать, ласкающая сегодня своих детей и осыпающая их за измену наградами, завтра их же будет пожирать...