Книга Паруса «Надежды». Морской дневник сухопутного человека - Александр Рыбин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поставил точку, а потом, презирая все знаки препинания, воткнул, как копья и ли свернутые знамена, три восклицательных знака.
23 января
И вот оно, неожиданное по времени, но долгожданное по жизни приглашение! Теперь мне кажется, я ждал этого предложения и это было смыслом моего бытия. От такого подарка, конечно же, грех отказываться. И мне необходимо пройти эту юдоль, чтобы почувствовать себя настоящим мужчиной. Такое может быть раз в жизни. Интересно, а если бы мне предложили полететь на Марс в одну сторону с последующей возможностью организовать там первую колонию землян? Наверное, я бы тоже согласился. (Здесь я, правда, задумался и зачеркнул слово «согласился», а поставил вопросительный знак и вывел неровным почерком: «чуть — чуть подумал».) А тут вам не Марс, а наша старушка Земля, исхоженная вдоль и поперек, но от этого не ставшая менее притягательной для любознательных. Кто же не мечтает пройти по морям и океанам через полмира, да еще на паруснике, собственным корреспондентом… Красота!!! Осталось только доказать, что ты лучший. И что это именно твой шанс, а не чей-то еще.
10 февраля. 15.55
Надо непременно зафиксировать это время. Кажется, именно мою кандидатуру поддержали в Союзе журналистов. Искренне жаль Бубнова, которого «завалили»; он что-то там пытался острить в мою сторону, что посылают сопляков, — я ему в ответ порекомендовал перечитать «Пятнадцатилетнего капитана», а что касается соплей, они проходят у кого-то раньше, у кого-то позже. Он тут же осекся и воззрился на меня тяжелым и мудрым взглядом галапагосской слоновой черепахи.
Ну да, я молод, амбициозен, но именно ваш покорный слуга удостоился губернаторской премии за журналистское расследование. Да, я нескромен. Может быть, в дальнейшем, когда мне будет за сорок или за пятьдесят, как несчастному Бубнову, я буду неприхотливо почивать на лаврах и давать дорогу молодым. А сейчас я кричу во все горло! Ура!!! Я иду в плавание на паруснике «Надежда»! Накропал каракулями «в плавание» и вспомнил, что плавает только… Конечно, я ухожу в поход на настоящем трехмачтовом фрегате под названием «Надежда»! Что-то много появилось восклицательных знаков в последнее время.
В кабинете заместителя главного редактора газеты «Вечерний город» было прохладно. Сюда почти не проникал гул машин с Большой Садовой; правда, иногда доносились свистки маневровых электровозов и электричек: рядом находился пригородный желез нодорожный вокзал. Зам главного Татьяна Владимировна, близоруко щуря глаза, долго вглядывалась в улицу, будто там, за окном, происходило что-то ужасно интересное; потом неожиданно юрко развернулась, обратив к Илье свое красивое, ухоженное лицо. Смотрела она на него с легкой укоризной и грустью.
— Это, конечно, твой выбор, и я его уважаю. Кстати, ни для кого не секрет, что последнее время ты не очень-то утруждал себя работой… То, что ты писал, мягко говоря, меня не совсем устраивало. Тем не менее, я, наверное, пойду тебе навстречу. Но у меня есть условие…
— Да, я очень признателен. — Илья попытался приподняться из глубокого кресла.
— Сиди, — она поморщилась. — И тут нет заслуг твоих дедушки и бабушки. И мамы, — добавила она, чуть помолчав. — Просто я верю в тебя! А что касается… — Споткнувшись в середине фразы, она нервно стала перебирать какие-то бумаги на столе, потом, спохватившись, продолжила чуть язвительно: — Ты же знаешь, как я люблю вашу семью. Господи, какие родственники за твоей спиной!.. Думаю, догадываешься, почему я напомнила вашей милости, о твоей родне.
Татьяна Владимировна знала, о чем говорила, так как дружила с матерью Ильи с пятого класса и своими близкими, почти родственными отношениями они отвергали сентенцию, что женской дружбы не бывает.
— Они, твои родные, я знаю, тоже в шоке. Кошмар! Четыре месяца — сплошная вода! С ума можно сойти. У тебя же нет опыта в подобных делах, никакого! И опять же, бывают кораблекрушения…
— Даже в ванной можно захлебнуться, — сыронизировал на язвительный тон шефа Илья, но тут же осекся, увидев, как ее задела его шутка.
— Не надо оттачивать сардонический стиль разговора подчиненного с начальником на своем руководителе. Все — таки по отношению ко мне это запрещенный прием.
Она снова замолчала, перебирая бумажки на широком редакторском столе. Потом украдкой взглянула на него:
— Повторяю, я почему-то верю в тебя. У тебя есть несомненный талант! Когда тебя накрывает, на тебя любо — дорого смотреть. Ты только не очень-то зазнавайся. Это всё я тебе авансом говорю. Так вот… — Она опять подошла к окну. — Я тебя, конечно, отпущу в это опасное путешествие, только с одним условием: что ты готовишь материал, и не просто про природу и голубые моря и океаны с чайками и пингвинами, а непременно с экскурсами в историю. И еще добавь туда интриги, драматизма и экшена. Ты это умеешь. Хотя я думаю, что там будет и так много чего такого… Сможешь каждую неделю присылать мне материал на пятьсот — семьсот строк?
Она повернулась и испытующе посмотрела на него.
— И главное, чтобы привязка всей истории имела отношение к Ростову, чтобы было предельно ясно, откуда всё началось. У меня даже идея одна есть… Ну, как, сможешь?
— Семьсот строк — легко.
— Смотри, нужно выдержать этот темп. Мне надо не просто пустое описательство, а…
— Почувствовать себя ковбоем.
«Почувствовать себя ковбоем», любимое выражение Татьяны Владимировны, подразумевало всё: и драйв, и напор, и необычный сюжет, и неожиданную развязку… В общем, всё, чтобы газетную страницу открывали с нетерпением, чтобы ее ждали и обсуждали. И всё это было в биографии газеты «Вечерний город». Конечно, не всегда. Но Татьяне Владимировне, когда она видела, что интерес к газете стал угасать, а тираж — падать, всегда удавалось нащупать нить Ариадны и вывести «Вечерний город» из очередного тупика, подняв издание на новый уровень.
— Я знаю, ты сможешь. — Она вдруг посмотрела на Илью с материнской заботой, и голос ее потеплел. — Ты, главное, береги себя… Итак, в каких странах у вас намечаются во время пути стоянки?
— Если вкратце, из Новороссийска идем в Румынию, порт Констанца, — это будет гонка, регата. Там мы пробудем два дня. Потом Сочи, Севастополь, там меняется часть команды и через Стамбул — парусник идет на Лемнос. Что касается Стамбула, не очень уверен, что мы там остановимся, а вот на Лемносе у нас точно стоянка три дня. Я уже получил необходимую информацию из Владивостокского морского университета.
— Лемнос, Лемнос… — Татьяна Владимировна смешно наморщила носик, пытаясь что-то припомнить. — Ах да!
Лемнос, греческий островок… Что-то припоминаю… Точно, ну, конечно же, там, наши кадеты ухаживают за русским кладбищем. Я где-то об этом недавно читала.
— Там упокоилось много наших казаков с Дона и Кубани, бежавших от большевиков. Я, когда готовился, читал материалы, был просто поражен, сколько судеб, сколько разбитых сердец!
