Книга Отцы и дочери - Патриция Райс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Восемнадцатилетняя девушка впорхнула в комнату. На лице ее сияла улыбка радостного ожидания. Теплые серые глаза сразу обратились на Джека. Наткнувшись на непривычную холодную стену, улыбка ее чуть заметно изменилась, но ненадолго. Хрупкая грациозная фигурка в бледно-зеленой струящейся материи и лентах, светло-каштановые кудри, скромно уложенные над тонкой шеей, несколько завитков над бархатными глазами… Она храбро подошла к строгому отцу и чмокнула его в щеку. В руке Каролина держала то, что, очевидно, должно было превратиться в красное с белым кружевом бумажное сердце. Девушка повернулась и еще раз ободряюще улыбнулась Джеку.
— Лорд Джон желает кое-что сообщить тебе, моя дорогая. — Генри ласково положил ладонь на плечо дочки. У него было пять дочерей и ни одного сына. Мать умерла два года назад, рожая младшую, и с тех пор Каролина стала правой рукой и самой надежной помощницей отца. Она поддерживала его в горе и хаосе последних двух лет. Генри просто не мог уступить свою опору, свою драгоценность человеку, который не сумеет ни оценить ее по достоинству, ни позаботиться о ней. Та боль, которую причинит им всем этот молодой повеса, думал старик, несравнима с целой вечностью прозябания в нищете. Чуть позже Каролина сама поймет это.
Девушка обратила доверчивый взор голубых глаз на не правильные, но все же красивые черты Джека. Она знала историю о том, как молодой человек сломал свой некогда безукоризненный патрицианский нос. Знала, что крошечный шрамик над темной выгнутой бровью получен им в детской потасовке. Знала, что знаменитый задиристый нрав и красноречивую нижнюю челюсть он унаследовал у рода Четэмов, а высокие резкие скулы — у своей матери-испанки. Она знала его сердцем и душой и приготовилась произнести те слова, которые позволят ей разделить с этим человеком всю оставшуюся жизнь. Улыбка се светилась обещанием. Девушка лишь ждала, когда он заговорит.
— Каролина, я только хотел сказать тебе, что уезжаю и больше не смогу тебя видеть.
Девушка продолжала смотреть, словно он так ничего и не сказал. Она все еще ждала тех заветных слов… Глаза ее больше не светились, значит, все-таки Каролина его слышала, но не поверила своим ушам. Красно-белое сердце слегка помялось под тонкими пальцами.
Крепясь и убеждая себя в том, что это ради ее же пользы, Джек предпринял новую попытку:
— Я просил твоей руки, твой отец отказал мне. Я не смогу обеспечить тебе тот образ жизни, к которому ты привыкла.
О, это она поняла! Глаза Каролины снова озарились прежним светом и обратились на отца.
— Это не имеет значения, папочка! Ты должен знать, что меня не интересуют шелковые платья, балы и украшения. Я с удовольствием буду жить в деревне и посещать сельские праздники, вместо того чтобы вращаться в лондонском обществе. Я понимаю, что ты желаешь мне добра, папочка, но поверь, я так люблю Джека, что не позволю такой мелочи, как деньги, встать между нами!
Генри обратил на почти парализованного молодого человека угрожающий взгляд:
— Объясните ей, Джек. Совершите хоть один мужской поступок в своей жизни.
Понимая, что его просят перерезать собственную глотку, Джек бросил на старика умоляющий взгляд, но, поскольку вопрошающие глаза Каролины снова устремились на него, он в отчаянии выхватил невидимый клинок:
— Ты не поняла, Каролина. Мои долги так велики, что я вынужден буду продать свой дом, чтобы расплатиться с ними. Твой отец отказывается дать тебе приданое, если ты выйдешь за меня. А без твоего приданого мы не сможем стать мужем и женой. Мне придется искать счастья где-то еще.
Два одинаковых ярко-розовых пятна вспыхнули на щеках Каролины, пока она выслушивала эту эгоистическую тираду, а голубые глаза стали жесткими и холодными, такими же жесткими и холодными, как у Джека.
— Так, значит, ты ухаживал за мной из-за приданого? Хотел лишь спастись от долгов? И сам не верил в собственные обещания? И все твои красивые слова — ложь?
Джек ничего не отвечал, стоически перенося терзания, а она снова и снова разила его оружием, которое он же сам ей протянул. О да, Каролина могла быть то задумчивой, то оживленной, то серьезной, то кокетливой. Но ни разу еще он не видел молодую девушку в гневе. Он ничего не отвечал, а она распалялась все сильнее. Щеки пылали, глаза сверкали, но мелодичный, совсем как у взрослой леди голос ни разу не дрогнул.
— Значит, все-таки ложь? Твои утонченные манеры, и сладкая лесть? Ты, наверное, шел потом к своим друзьям и хохотал с ними над тем, какая я наивная? Вы с ними не спорили о том, как скоро ты добьешься моих денег? И все эти клятвы… — Голос ее сорвался, глаза заблестели от нескрываемых слез — увы, «жених» ничего не отрицал. Чтобы преодолеть ком в горле, Каролина прошла через комнату и встала прямо перед ним, потрясая хрупким изделием из бумаги и кружев перед его носом. — Я даже не хочу знать, сколько заплатил тебе за это мой отец. Ты должен был понимать, что я готова бежать с тобой куда угодно. Я любила тебя. Любила! — Голос ее снова надломился, но ярость развязала язык, так что теперь она уже не могла остановиться. — Какая же я дура! Поверить в такое вранье! Я отдала тебе свое сердце, а ты даже не понял, чем владеешь. И не узнаешь этого никогда. Никто не узнает. Больше я не буду такой глупой.
Прямо перед окаменевшим взором лорда Джона бумажное сердце хрустнуло пополам, а потом она принялась рвать его снова и снова, пока оно не превратилось в кучку изодранных лоскутков на полу у его ног. Оставшиеся несколько кусочков Каролина с силой швырнула в белоснежные волны его галстука:
— Вот тебе мое сердце. Посмотри, что еще с ним можно сделать!
— У меня не получается, как на картинке. — Бланш в отчаянии бросила изрезанную бумагу на библиотечный стол, усыпанный яркими обрезками. Когда она снова склонилась над работой, любопытный солнечный лучик скользнул сквозь приоткрытые портьеры, и золотистые волосы девушки вспыхнули нимбом — в темном уголке сразу же стало светлее.
Ласково улыбнувшись при виде этой прелестной картинки, женщина, сидевшая в угловом кресле, отложила книгу и поднялась посмотреть, чем же занята ее младшая сестра. Тихим грациозным шагом, уверенной легкой походкой она приблизилась и встала рядом. Ее светло-каштановые кудри были причесаны совсем не по моде, уложены в простой элегантный узел.
Когда тонкие умелые пальцы тронули странные, похожие на лапшу бумажные лохмотья, Бланш с облегчением вздохнула и подняла глаза.
— Это совсем не то, что получалось у мамы и у тебя. Я думала, что можно просто следовать инструкциям в журнале, но получается совсем не так. Покажи мне, как сделать настоящее кружево.
Каролина повертела в руках неудавшуюся валентинку, посмотрела в журнал и, собрав всю волю, спокойно села к столу. Она взяла ножницы, новый кусок бумаги и сказала:
— Сначала, если я правильно помню, нужно вырезать сердечко.
Восемнадцатилетняя Бланш молча наблюдала, как простой прямоугольник превращается в сердце, украшенное замысловатыми резными узорами и орнаментом. Счастливо выдохнув, она жадно схватила ножницы, едва сестра отложила их.