Книга Война - Евгений Шепельский

Теперь прозрец взял паузу. Очевидно, не ожидал, что я сдамся настолько быстро. А я подумал, что он не ведает о том, что именно Таренкс Аджи, Ревинзер и Анира Най санкционировали мое вселение в тело Торнхелла. Все-таки, он не знал многого, этот великий прозрец. Одна из фракций, к которой он примкнул, вела с ним свою игру, не показывала ему все политические расклады.

— Ответьте мне на несколько вопросов.

— Смотря какие вопросы…

— О, поверьте, при желании вы ответите на любые вопросы… Сок белладонны в глазах, это ведь только начало… допроса… Если вы заартачитесь, Торнхелл…

— Если я заартачусь — то чем дело кончится? Пыткой?

Он засмеялся сухо, пошевелился — светлая тень на фоне глубокой тьмы. Кажется, за спиной его никого не было; восприятие мое обострилось, и я ощущал, что в трактире сейчас только мы вдвоем. Эх, мне бы чуточку зрения!

Прозрец вдруг вскочил, колыхнулся смутный силуэт. Оказался рядом. Сказал проникновенно, прямо в ухо:

— Зачем же пытки, Торнхелл. Ну, правда — зачем пытки? Вульгарно, грубо… Мы натрем ваше тело мазью из белладонны и мандрагорового корня. — Вот здесь. — Моего сердца коснулась ладонь, прохладная даже сквозь рубашку. — И здесь. — Ладонь пробежала по спине вдоль позвоночника. — О, вижу, Кронкер, все же, вас здорово поцарапал… Хотя… где же раны? Хм, странно, странно… Вижу кровь, но царапин нет… Ах да, мазь. От нее вам станет скверно, но вместе с тем, путы воли ослабнут, и вы расскажете что угодно кому угодно… Потом вы будете страдать, мазь ужасно сильна, и чем больше мази наносится, тем человеку впоследствии хуже… Многие даже умирают, да… И при этом умирают в муках. Пена изо рта, корчи, ужасное зрелище, доложу я вам. Но вы человек сильный, вы просто будете страдать, и вскоре поправитесь…

Голос принадлежит человеку средних лет, несомненно, образованному и умному. Садистских интонаций не слышно. И ни грамма безумия, отличающего маньяков типа Ренквиста. Это был голос делового человека. Хитрого, умного бизнесмена. Не Доктор Зло, о нет — просто беспринципный и предельно жестокий делатель денег и умножитель своей власти вне рамок какой-либо идеологии, вне рамок какого-либо патриотизма или национального чувства. Он снова отошел к своей лавке, уселся, пробарабанил пальцами по столу.

— Ну же?

Я сказал негромко:

— Страдать, конечно, не хотелось бы…

— Ну, и замечательно. Значит, будете говорить?

— Задавайте вопросы.

— Вы умны, Торнхелл, умны… Значит, легенда о кровожадном болване…

— Всего лишь легенда, чтобы напугать фракции.

— Очень, очень интересно. С Дремлином Крау это решили?

Покойный лидер Великих… Как удачно, что его прикончил Таренкс Аджи! Теперь можно списать на мертвеца очень многое, если не все. Однако нельзя отвечать очевидными фразами, неправда должна быть… правдивой…

— Не только. Они собрали целый совет. Там был и Лонго Месафир, нынешний глава…

— Ваша нынешняя пешка!

— Вот пешкой… я бы не рискнул его назвать. Он бойкий… Весьма своеволен.

— Ой, бросьте, Торнхелл! Ой, бросьте! — Голос снова вытянулся жалящих хлыстом: — Отвечайте на мои вопросы четко и не юлите! Не нужно оправдываться, вы смешны при этой маленькой лжи! Значит, там же, на совете, было решено разыграть партию крейна?

Правдивую неправду… Только так… У прозреца есть несомненные шпионы среди Великих, однако на низовом уровне. Наверху никого нет. И прозрец сейчас проверяет информацию своих низовых шпионов. А я ему подыгрываю.

— Нет. Это было решено позже.

— Когда позже? Дремлин Крау еще раз ездил в ваш медвежий угол?

Я кивнул, пошевелив затекшими кистями рук. Упаковали меня так плотненько, что еще чуть-чуть — и конечности начнут отмирать.

Великий прозрец вздохнул:

— Ладно… Старый шаркун Блоджетт был там?

Блоджетт??? Старый, обшарпанный секретарь — птица столь высокого полета??? О черт… Хотя почему я удивляюсь. То, что меня плотно посадили под колпак с самого начала — этого и следовало, в общем, ожидать. Странно, если бы было по другому. Но Блоджетт… Значит, он из Великих и просто играл свою роль… Значит, и он видит во мне императора?

— Отвечайте, Торнхелл!

— Этот хитрец везде пролезет. Был. Хоть и жаловался на свой ревматизм. Растряс кости по Серому тракту.

Великий прозрец хохотнул. И снова что-то знакомое почудилось мне в его смутной фигуре. Где же, когда я с ним столкнулся? То, что он присутствовал на Коронном совете, это ясно, но на чьей стороне он играл? Несомненно — я общался с ним ранее. И, возможно, не один раз. Хм. А не покойный ли это Накрау Диос, скажем? Разыграл свою смерть, так бывает, когда задница начинает пригорать по серьезному поводу? С Лайдло Сегерром я не общался, так что этого покойника смело списываем со счетов.

Великий прозрец пошевелился, что-то забулькало. Я услышал, как он пьет, учуял аромат виски Бришера. Кажется, лидеру дэйрдринов принесли мою флягу.

Я поднял руки и вытер слезы с глаз тыльной стороной кисти.

Он выпил, даже не крякнул, как бывает, когда впервые пьешь напитки крепостью несколько выше, чем у вина. Очевидно, пробовал ранее. А может прозрец и есть — Бришер? Да нет, чушь собачья, ерунда… Бришер на стороне присяги — это я сам видел, и не разыгрывает простачка — а таковым и является. Поправка: Бришер — великолепный и благородный простак, чья приязнь и дружеские чувства очень помогли мне. А вот прозрец — умен, образован и явно играет на стороне Умеренных, теперь мне уже ясно. Значит, его креатура — принц Мармедион, а ближайший соратник — Трастилл Маорай.

А может, он и есть — Маорай? Нет, глупая версия: Маорай не слишком рассуждающий бык, не способный к каким-либо тонкостям. Прет напролом, воет. Норовит поддеть на рога.

Прозрец спросил вкрадчиво:

— Очень хотите стать императором, Торнхелл?

Так… скользкая дорожка. Что ответить?

— Великие нарисовали мне чудные перспективы…

— М-да? А сами вы, когда прибыли в Норатор и осмотрелись, что ощутили? Вы же умный человек, ну, не дурак, это ведь сразу видно!

— Перспективы выглядят весьма… подержанно.

— Вот, вот здесь вы подобрали верное слово, архканцлер! Страна-то разваливается. Фракции враждуют, префекты провинций совершенно потеряли стыд и смотрят куда угодно, но не в сторону правящего дома. Нужна сильная рука, или, по крайней мере, единая, жесткая власть, направляемая из одного центра. Так ведь? Иначе Санкструм превратится в груду трухи.

Я кивнул. Тут слов не требовалось: прозрец высказал мою мысль.

Великий прозрец молвил, снова превратив голос в тонкий жалящий хлыст:

— Где лежит завещание Растара?

Я ответил сразу, без паузы — чтобы не подумал, что я пытаюсь солгать, подбираю ответ: