Книга Последний рубеж - Дикон Шерола

Сейчас поведение Дмитрия больно задело ее. Они не раз говорили об «эпинефрине» наедине, и Лесков вроде даже соглашался с ней, но затем снова начинал настаивать на своем. Из-за этого их отношения походили на американские горки — они постоянно ссорились, и в конце Эрика заявила, чтобы он даже близко не смел подходить ни к ней, ни к ее лаборатории. Для себя девушка решила, что на данный момент ее симпатия к Дмитрию слишком проблемна и неуместна. Она едва не потеряла отца и брата и теперь больше ни

к кому не хотела привязываться. Ее случайные поцелуи с Лесковым теперь казались какими-то неправильными, словно в те моменты она поддавалась какому-то животному инстинкту. Это было чем угодно, но только не влюбленностью.

Дмитрий чувствовал себя примерно так же, если он вообще сейчас был способен что-то чувствовать. Война соскребла с его сердца остатки того прежнего Лескова, который умел по-настоящему веселиться, развлекаться и уж тем более любить. А отношения с Эрикой были далеки от любви — они напоминали какую-то дурацкую игру. Дима никак не мог понять ее отношения к нему и от этого все больше злился: то Воронцова была холодна и язвительна, то, напротив, непривычно ласковой и родной. Казалось, девушка сама не знает, чего от него хочет. Она словно желала согреться у огня и при этом смертельно боялась обжечься. Тогда Лесков пытался не думать о ней — еще не хватало копаться в собственных ощущениях, в то время как его люди погибают один за другим. Отчасти по его вине.

Однако не думать не получалось. Эта девушка привлекала его все больше, и он уже сомневался, что дело было только в ее красоте. Она словно дразнила его своей холодностью и недоступностью, но при этом не позволяла ему остыть к ней. А их случайные поцелуи еще больше все усугубляли.

Сегодняшняя ссора на собрании не стала бы для Дмитрия чем-то из ряда вон выходящим, и он бы даже не заострил на ней внимание, если бы не решение совета принять позицию Воронцовой. Лесков, как громом пораженный, выслушал заявление Александра, что, будучи руководителем проекта, Эрика имеет право отказать в выдаче препарата, если не считает его готовым. В свою очередь Полковник и Вайнштейн поддержали ее решение, а следом за ними и остальные.

Покидая зал совета, Дмитрий чувствовал лишь раздражение. Виду он, конечно же, не подал: Бранн хорошо выдрессировал в нем умение скрывать эмоции. Вместо этого Лесков решил обернуть ситуацию в свою пользу, а именно

— поменять руководителя проекта. Например, на Арсения Богданова, который подменял в лаборатории Вайнштейна, пока тот лежал на больничной койке. Это был опытный химик, лауреат нескольких крупных премий, да и самому Дмитрию было проще договориться с этим человеком, нежели с Эрикой или Альбертом.

Ближе к вечеру Лесков встретился с некоторыми участниками совета еще раз, но уже с глазу на глаз. Самым сложным было уговорить Александра подписаться на эту странную авантюру, однако Дмитрий был чертовски убедителен.

— Кто-то из нас смотрит на ситуацию глазами военных, кто-то — биологов, а кто-то исключительно как нормальный человек, — произнес Лесков, устроившись в кресле в кабинете Александра. — Вайнштейн напуган — он едва не погиб, применив эту сыворотку на себе, так что его реакцию вполне можно понять. К тому же он волнуется за меня, как, я повторюсь, любой нормальный человек, который знаком с таким понятием, как дружба.

— Да, но Воронцова, — начал было Александр, но Дмитрий жестом попросил не перебивать его.

— Что касается Воронцовой, то не нужно упускать тот факт, что она — женщина. Разумеется, она опасается, что из-за ее разработки могут погибнуть люди. Это ведь страшная ноша, с которой не каждый сумеет жить.

— Тем не менее у тебя получается, — ухмыльнулся мужчина.

— Я стараюсь… А если говорить о полковнике, то тут и вовсе все очевидно — любящий отец поддерживает свою дочь.

— Дмитрий, риск есть, и это факт.

— Я не говорю, что его нет. Но еще больше мы рискуем, бездействуя. Давайте поступим следующим образом: вы позволите мне в последний раз подняться на поверхность, чтобы забрать оставшееся стекло, а потом мы сделаем паузу. Пусть химики дальше занимаются «эпинефрином», а физики наконец закончат сборку телепорта. Я уже говорил, что нашел на Балтийской двух ученых, имевших дело с арками?

— Я слышал про Зильберманов. Не знаю, как ты уговорил старика… Уж не применил ли на нем гипноз?

Лесков чуть заметно улыбнулся:

— Нет, я всего лишь перешагнул через свою гордость и пришел к нему даже после того, как он захлопнул дверь перед моим лицом.

Дмитрий опустил в своем рассказе момент, когда Рудольф Зильберман обозвал его продажным политиканом, который развалил страну и к тому же приперся к нему в девять часов вечера, когда все нормальные люди уже ложатся спать.

— Не привык работать, вот и шляешься по ночам! — ворчал тогда старик, мрачно глядя на нарушителя спокойствия. — Сразу видно, что разворовывал государство. Голосуешь за вас, за худых, а уже через месяц морды в экран не помещаются!

— Я не связан с политикой, я пришел за тем, чтобы… — Дмитрий попытался было защититься, но мужчина тут же перебил его.

— Знаю я, зачем ты пришел. Совести нет никакой! Разрушили планету, так теперь ходите тут, думаете, как все исправить. Исправлять уже нечего! Надо было раньше думать. Ты-то к своим улетишь, а нам тут подыхать!

— Поверьте, в Сиднее мне рады еще меньше, чем вы.

— А я не про твою дурацкую Австралию. Я про твою чешуйчатую братию. Спуталась твоя мать с каким-то инопланетянином. Нормального нашего мужика- работягу ей, видите ли, не надо было. На экзотику потянуло.

У Лескова дернулась бровь, но он терпеливо выслушал целый монолог о бабах-дурах и рептилоидах, после чего заговорил про телепорт. Услышав слова про арку и стекло, старик презрительно фыркнул в усы, а затем произнес:

— Вспомнили наконец-то? Что? Поубивали своих ученых и за мной пришли?

— Больше никто не погибнет. Теперь у меня хватит сил сдержать «костяных». Я пользуюсь сывороткой…

— Пользуется он, — снова перебил его Рудольф. — А приходить в нормальное время тебя не учили?

С этими словами старик захлопнул дверь перед лицом своего посетителя, а затем, что-то сердито бормоча, удалился вглубь комнаты.

Однако на следующий день Зильберман все же согласился. То ли слова Дмитрия показались ему убедительными, то ли старик не захотел отпускать сына на Спасскую одного, но в итоге теперь у Лескова появился очередной аргумент, чтобы повлиять на Александра.

Однако глава совета все еще колебался.

— Я бы не хотел ни за что убирать Воронцову из руководителей проекта. В конце концов это ее детище. Девочка старается.

— Я уберу ее всего на пару дней и затем сразу же восстановлю в должности,

— продолжал настаивать Дмитрий. — Она легко переживет этот непродолжительный отпуск.