Книга Янычары в Османской империи. Государство и войны (XV - начало XVII в.) - Ирина Петросян

Военный поход против Крыма был совершен в 1225 г. по приказу тюркского правителя провинции Кастамону3 и организован, по всей вероятности, в связи с нападением монголов на крымский Судак в самом начале 20-х гг. XIII в., о чем имеется рассказ арабского историка Ибн ал-Асира4.

Языджи-оглу Али, создавая свой «перевод», подходил к своей работе творчески, инкорпорируя в свое сочинение, как многие мусульманские историки и до, и после него, сведения, относящиеся, собственно, к уже османской истории, пользуясь при этом существующими версиями генеалогического происхождения османской династии. Проверить точность его исторической информации на базе имеющихся источников едва ли возможно. Однако в его рассказе об Эртогруле, отце основателя османской династии, Османа, имеется важная деталь, указывающая на этническое происхождение Эртогрула, — принадлежность к огузскому племени кайы. Языджи-оглу Али сообщает, что к племени кайы принадлежал сам Хюсамеддин Чобан-бей, и посылка им на границы с Византией выходцев из кайы выглядит естественной и логичной. В тюркской среде и ныне сохраняют память о своих племенных корнях и доверяют в первую очередь своим соплеменникам.

В освещении ранней истории Османского государства современный историк вступает в основном в зыбкую область предположений о том, кем были Эртогрул и его сын Осман, — пограничными племенными вождями, воины которых начали совершать регулярные набеги на византийские земли в поисках добычи, или воинами-гази, уже не связанными, строго говоря, с племенными образованиями и принадлежавшими к особому разряду военной структуры мусульманского Румского султаната в Малой Азии, целью которых была вооруженная борьба с «неверными» и утверждение ислама на захватываемых у христиан территориях. Первая версия кажется мне более предпочтительной. Во всяком случае, она не противоречит тому, что мы знаем из истории Сельджукидов, политикой которых неизменно была отправка на границы создаваемых ими государств беспокойных и «неудобных» для оседлого земледельческого населения кочевников.

В поэме (дестане) турецкого (османского) поэта Ахмеди «Искендер-наме» (конец XIV — начало XV в.), посвященной походам Александра Македонского, мы находим раздел, посвященный османской истории. В нем отец основателя османской династии — Эртогрул — представлен как типичный пограничный племенной вождь, признающий верховную власть сельджукского султана, совершающий набеги на земли неверных и захватывающий богатую добычу. Описания ранней османской истории у более поздних историков османской династии — Оруджа, Ашык-паша-заде, Нешри, Лютфи-паши и других — полны реминисценциями, связывающими родоначальников Османского государства с тюркскими племенными обычаями и культурой.

Согласно Ахмеди, Эртогрул получает пограничный с Византией удж за свои военные заслуги в походе Сельджукида Алаэддина против земель византийских греков. Под именем Алаэддин в XIII в. в Малой Азии известны три румских султана. Поэт выводит под этим почетным прозванием обобщенный образ сельджукского правителя, как это свойственно произведению, опирающемуся на фольклорную традицию:

Вот отправился в путь, быстро войско собрав, С Эртогрулом отважным боец Гюндюз Алп.

Бильгиль Алп с ними также и много огузов, Сильно войско и крепки соратников узы.

Прибыл вскоре из Коньи великий султан, К тем двоим он явился, представ племенам.

Баям всем оказал он великую честь, И для бедных конца его милостям несть.

И обрушилось войско на землю кафиров, И несли им погибель союзные силы.

Сделал много для сечи бывший там Эртогул, Нет сомнения в том, что он славу добыл.

Много взял там добычи предводимый им иль, Вместе с войском своим он врага покорил5.

Участие кочевых тюркских племен в военных походах сельджукских султанов было обычной практикой в Румском султанате, столь же привычной была и практика предоставления им в уджи пограничных земель. Греческие авторы описывают появившихся на византийских границах в Вифинии в конце XIII в. тюркских соседей как воинственных и грубых кочевников, совершающих разорительные рейды в глубь византийских пограничных территорий.

Пограничный удж, подконтрольный Эртогрулу, после распада Румского султаната географически оказался в наиболее выгодной и исторически наиболее перспективной для родоначальника будущей Османской империи точке формирования государственности. Первоначально маленький и экономически весьма слабый бейлик — в ряду других тюркских бейликов, образовавшихся на землях прекратившего свое самостоятельное политическое существование Румского султаната, при наследниках Эртогрула очень скоро выдвинулся в число сильнейших и начал планомерную экспансию на запад, подчиняя себе все новые и новые византийские территории.

Об удже Эртогрула в конце XIII в. мы знаем почти исключительно из византийских источников. Греческие авторы посвящают страницы своих исторических трудов своим беспокойным тюркским соседям, нарушающим варварскими набегами течение жизни культурных византийцев. В сочинении Георгия Пахимера, посвященном истории императоров Михаила VIII (1259–1282) и Андроника П (1282–1328) Палеологов, мы читаем о появлении новой волны тюркских кочевников, «не имеющих постоянных жилищ и чуждых гражданской жизни, не желающих подчиняться тохариям (т. е. монголам, правившим в это время в Конье, бывшей столице Румского султаната. — И. 77.), живущих без всякого контроля и занимающих приграничные земли Византии». Пахимер сообщает, что эти тюрки, внешне признавая новую монгольскую власть ильханов в Конье, бегут от нее к границам, совершая постоянные набеги на византийские земли, живя грабежом и привлекая тем самым к себе новые орды6. Где-то среди них следует искать и Эртогрула с подчиненными ему соплеменниками.

Конечно, среди разбойничавших на византийских границах тюрков были не только кочевники (точнее говоря, полукочевники), но и многочисленные отряды вольных гази, идейных борцов за мусульманскую веру, оседавших на захваченных у византийцев территориях и имевших возможность спокойно и безбоязненно осваивать их. Способствовали этому парадоксально складывавшиеся внешние обстоятельства. Блистательный политический успех византийского императора Михаила VIII Палеолога, отвоевавшего в 1261 г. у крестоносцев Константинополь, имел вместе с тем и важное последствие: император перенес свою столицу из Никеи (будущий тур. Изник) в древний и прославленный столичный Константинополь. Это событие весьма ослабило пограничные византийские земли в Вифинии. Процветавшие и густонаселенные земли с переносом столицы быстро запустевали — греческое население спешило покидать эти места, соседствующие с опасными для христиан мусульманскими соседями7. Главные экономические и политические интересы византийской аристократии были отныне связаны главным образом с Балканами, а интерес к прежде процветающей Вифинии был практически утрачен. Крупнейший отечественный историк-византинист Ф. И. Успенский отметил, что личные интересы византийской правящей аристократии во главе с Палеологами и Кантакузинами были сосредоточены во Фракии и Македонии, где находились их богатые родовые земли. Вифиния, по его словам, стала «запустелой крестьянской областью», заброшенной правительством. Сопротивление туркам в период их начавшейся целенаправленной захватнической политики были вынуждены оказывать крепости, стены которых были построены еще во времена Римской империи8. К тому же произошедшее в 1262 г. восстание акритов, защищавших византийские границы в Вифинии, хотя и подавленное, еще более усугубило ситуацию — граница с подконтрольными монголам территориями бывшего Румского султаната оказалась слабой и фактически открытой для тюркских вторжений9.