Книга Все случилось на Джеллико-роуд - Мелина Марчетта

В мою ногу впивается шип, легко прокалывая тонкую ткань ботинка. На секунду я останавливаюсь, но меня подталкивают вперед. Я послушно иду, не мешая остальным играть свои роли.

Тропа, ведущая к хижине для собраний, неразличима в кромешной темноте, но я чувствую притоптанную мягкую землю под ногами. Кто-то из старших спотыкается у меня за спиной, но я продолжаю сосредоточенно идти вперед с закрытыми глазами. С тех пор как в седьмом классе меня перевели из общей спальни в отдельную комнату, я готовилась взять на себя бразды правления, как и все остальные протеже на других факультетах. Но пять лет – долгий срок, и за это время мне все успело надоесть. Так что, добравшись до хижины и ощутив встречающую меня волну враждебности, я начинаю продумывать свой побег из школы Джеллико. Только на этот раз мне будет не четырнадцать и за мной никакой кадет не потащится. Я буду одна. Диккенс писал, что главное правило человеческой природы – чувство самосохранения. Когда я прощу его за то, что он придумал такого нелепого персонажа, как Оливер Твист, скажу ему спасибо за полезный совет.

Пламя свечей озаряет прикрытый холстиной земляной пол, на котором сидят двенадцатиклассники со всех других факультетов. Они вместе со своими преемниками дожидаются окончательного вердикта.

– Это официальная церемония передачи власти, – говорит главный. – Тут все просто. Никакой демократии. Кого назначили главным, тот и правит всеми. Сместить его можно, только если пять из шести глав факультетов подпишут документ о некомпетентности главного. Именно он – или она – определяет, какими территориями меняться с кадетами и горожанами. Только главный имеет право принять решение сдаться врагу.

Ричард с факультета Меррамбиджи издает звук, похожий на полузадушенный смешок. Не знаю, почему: то ли он уверен, что лидерство достанется ему, то ли ему смешна сама идея сдаться. Но этот звук неприятно царапает мне слух.

– Самое важное – не палиться, – продолжает главный, – особенно перед учителями и персоналом. Каждый раз, когда начальник вашего корпуса устраивает собрание, сидите молча и делайте вид, что внимательно слушаете, но так, чтобы никому и в голову не пришло, что после отбоя тут что-то происходит.

– А что-то – это что? – вежливо уточняет Бен Кэссиди.

– В каком смысле? – переспрашивает кто-то из двенадцатиклассников.

– Ну, что именно происходит здесь после отбоя?

– Ты к чему клонишь?

Бен пожимает плечами.

– Все только и говорят о том, что творится после отбоя, но у меня такое ощущение, что тут ничего не происходит, кроме разве что вот таких собраний.

– Во-первых, – говорит главный, – о собраниях никому ни слова.

– Ну, не то чтобы никто не знал о происходящем, – продолжает Бен. – Помню, я был у Ханны, мы ели сконы, и она, как всегда, задавала миллион вопросов. – Он окидывает взглядом остальных протеже, как будто нам интересно. – Она их сама печет. М-м, вкуснятина. Ну так вот, мы разговаривали, и я сказал: «Ханна, ты живешь в этом доме дольше, чем я здесь учусь, и отсюда, наверное, открывается самый лучший вид на все корпуса. Как думаешь, что происходит в школе после отбоя?»

– Нашел кому задавать такой вопрос. Человеку, который постоянно разговаривает с директором, – встревает Ричард. – Ну ты и придурок, Кэссиди.

– У нас особенно-то и выбора не было, – говорит глава факультета Кларенс, бросив на Бена уничтожающий взгляд и отвесив ему подзатыльник.

Бен смиренно терпит такое обращение. В седьмом классе ему доставалось не реже раза в месяц, в основном от своих же старших. Он часто ходил к Ханне, и меня это раздражало. У всех факультетов были свои взрослые, которые за ними присматривали, а я, прожив в недостроенном доме Ханны целый год, не желала делить ее внимание со всей школой. Но гораздо больше меня бесят слова Бена о том, что Ханна задавала ему вопросы. Меня она никогда ни о чем не спрашивает.

– И какие это были сконы? – спрашиваю я.

Бен поворачивается ко мне, но тут же получает новый подзатыльник.

– Ладно, мне надоело, – с нетерпением говорит Ричард. – Можно уже перейти к делу?

Двенадцатиклассники смотрят друг на друга, потом переводят взгляд на нас. А потом на меня. По хижине проносится шепот, наполненный гневом, неверием, ядом. Почти все присутствующие, кроме старших, цедят сквозь зубы проклятия. Я знаю, какие слова сейчас прозвучат, но не понимаю, какие чувства у меня это вызывает. Пожалуй, я просто пребываю в своем привычном оцепенении.

– Ты не самый популярный кандидат, Тейлор Маркхэм, – говорит главный. Его голос прорезается сквозь всеобщий ропот. – Ты слишком непоследовательна, часто совершала ошибки, а побег в компании врага, пусть и в юном возрасте, был крайне необдуманным поступком с твоей стороны. Но ты отлично знаешь эту школу и прожила здесь дольше остальных, а это самое главное достоинство из всех возможных.

Кто-то из старших моего факультета толкает меня под ребра, и я догадываюсь, что нужно встать.

– Отныне, – продолжает главный, – мы не отвечаем на вопросы и не даем советов, так что не пытайтесь нас искать. Мы больше не существуем. Завтра мы отправляемся по домам, и с этого момента нас больше нет. Наша миссия здесь окончена. Поэтому мы спрашиваем: ты согласна или нам перейти к следующему кандидату?

Я не ожидала, что мне предоставят выбор. Лучше бы просто приказали. Не могу сказать, что ужасно хочу быть главной. Но мне противно даже на мгновение представить, что кто-то из присутствующих протеже станет мной командовать. Я знаю, что если не буду главной, то проведу не одну ночь в засаде где-нибудь в кустах, морозя задницу.

Я киваю, и главный передает мне фиолетовую записную книжку и плотный, ровно сложенный лист бумаги – вероятно, карта, на которой показано, какая территория кому принадлежит на данный момент. Затем двенадцатиклассники удаляются, и, как всегда бывает, когда что-то утрачивает значимость, нам уже кажется, что их никогда и не было.

Я снова сажусь, готовясь к тому, что вот-вот произойдет. Пять глав факультетов. Одна битва. И один общий враг – я.

– Ты ведь этого не хочешь. И никогда не хотела.

Кажется, это говорит глава факультета Муррей, который до этого ни разу толком со мной не разговаривал. Так что мне становится любопытно, почему он думает, будто знает что-то о моих желаниях.

– Откажись, а мы впятером все подпишем, – говорит Ричард, окидывая взглядом остальных. – Тебе не придется мучиться, а мы наконец начнем управлять подпольной жизнью.

– У Ричарда есть отличные идеи, – поясняет девочка с факультета Гастингс.

– Ты не умеешь работать с людьми, Тейлор.

– И на собрания не ходишь.

– И ни разу не принесла полезных сведений о кадетах за прошлый год.

– Ты слишком много общаешься с Ханной. Если она следит за тобой, то теперь начнет следить и за всеми нами.

– Тебе же на всех плевать.