Книга Начать сначала - Даниэла Стил

Пакстон не провела ни дня без Квинни: собственные дети няниуже выросли, поэтому она даже не уходила на выходные домой — не могла себепредставить, что случится с Пакси, если ее не будет рядом. Отец девочки былочень добр к ней, а вот мать — другое дело. Пакстон росла, и различие между неюи матерью становилось все более заметным; в возрасте десяти лет Пакстон ужедогадывалась, что между ними мало общего. Глядя на них, было трудно поверить,что они родственники. Для матери клубы, приятельницы, дни игры в бридж быливсем, ради чего она жила. Беатрис не особенно интересовало, когда возвращаетсядомой муж, но вечерами она вежливо выслушивала его за обеденным столом. Пакетомзамечала, что мать тяготится отцом.

Карлтон тоже видел это, только не подавал виду. Ончувствовал, что от жены веет прохладой, той самой, которую ощущала и Пакстон содня своего рождения. Беатрис Эндрюз была обязательной, терпеливой, со вкусомодетой, приятной в общении и прекрасно причесанной леди, но ни разу в жизни онане испытала к кому-нибудь сильных чувств. У нее их просто не было.

Квинни догадалась об этом раньше Карлтона и сказала своимдетям, что сердце Беатрис Эндрюз холоднее и меньше, чем косточка персика зимой.

Наиболее похожим на любовь было чувство, которое Беатрисиспытывала к Джорджу. Между ними установились такие взаимоотношения, которыеона не могла позволить себе с Пакстон. Мать восхищалась сыном и очень уважалаего. Джордж был хладнокровен, иногда до надменности, мог трезво смотреть навещи, что и привело его в конечном счете в медицину. Беатрис нравились эти качества.Ее самолюбию льстило, что сын — врач, что он более светский человек, чем отец,и она по секрету говорила подругам, что сын напоминает ей отца, а тот былверховным судьей Джорджии, поэтому она уверена в большом будущем Джорджа.Будущее Пакстон представлялось матери более ординарным. Она поедет в школу,закончит ее, затем выйдет замуж и заведет детей. Этот путь не вдохновлялБеатрис, тем более что она его уже прошла. В свое время она по настоянию отцапоступила в школу «Сладкий шиповник» и вышла замуж за Карлтона через две неделипосле выпуска. Беатрис не особо уважала женщин, хотя регулярно навещала подруги активно работала в женских обществах. Мужчины — вот кто, по ее мнению, создандля великих дел. У матери не возникало сомнений, что эта милая белокураядевочка, трогающая своими грязными ручками все подряд, ничем не прославится.

Голос Уолтера Кронкайта невнятно доносился из школьноготелевизора, в который молча уставились Пакстон и все ученики и учителя школы.Каждые несколько минут Кронкайт давал репортаж с места событий. Журналистытолпились у ограды госпиталя «Паркленд мемориал», где шла борьба за жизньпрезидента.

— У нас нет ничего нового для вас до сих пор, —сказали с экрана. — Все, что мы знаем, — состояние президентакритическое, в последние минуты бюллетеней о его здоровье не появлялось.

Кто-то из учителей дотянулся до телевизора и переключил надругой канал; в этот момент Чет Хантли говорил то же самое.

Страх запечатлелся на лицах. Снова Пакстон вспоминалаДжорджа, который забрал ее из школы и по дороге рассказал о крушении самолета.Пакстон больше ни о чем не спрашивала у него — в глазах Джорджа не былонадежды. Джордж только окончил медицинскую школу в госпитале «Грейд мемориал» вАтланте. Завершить образование он решил на Юге, недалеко от дома, хотя отец,выпускник Гарвардского университета, советовал ему поехать туда.

Беатрис хотела оставить Джорджа поближе к дому, кроме того,она говорила, что необходимо поддерживать образовательные институты Юга.

Пробило два часа. Пакстон стояла, не дыша в углу учительскойи молилась, чтобы с ним все было хорошо. Слезы наворачивались на глаза, и онане понимала, о ком плачет — о президенте или о своем отце. Отец умер наследующий день после аварии, раны были слишком тяжелы. Рядом с ним были жена исын, Пакстон оставили дома с Квинни. Они решили, что в одиннадцать лет она маладля того, чтобы идти в госпиталь, тем более что отец так и не приходил всознание. Больше она его не видела. Он ушел со всей своей теплотой, любовью,мудростью, знанием людей, истории и всего остального, выходящего за пределыгорода Саванны. Он был настоящим джентльменом-южанином старой закваски, натуракоторого не вмещается в рамки, предначертанные при рождении. Эту широту илюбила в нем Пакстон.

Это и еще многое другое: как он ловил ее и крепко прижимал ксебе, когда она бежала ему навстречу, их длительные прогулки и разговоры обовсем на свете — о войне, о Европе, о том, как замечательно было бы вместепоехать в Гарвард. Она обожала его голос и запах одеколона, оставляющего следсвежести в комнате, когда он проходил мимо. И как он щурил глаза, улыбаясь, икак он говорил, что гордится ею… Она почувствовала, что это она умерла, когда вцеркви запел хор и Квинни так громко зарыдала на последней скамье, что Пакстонуслышала ее со своего места между Джорджем и матерью.

Ее жизнь так и не вернулась в обычное русло после смертиотца. Будто бы большая часть ее ушла вместе с ним, та, которая привыкла вдыхатьзапах первых полевых цветов и в субботу приходить к нему утром в офис, еслислучалась работа в выходной. Ушла возможность разговаривать с ним так, какбудто она уже много понимала в этом мире, и задавать ему любые вопросы. УПакстон была удивительная способность чувствовать людей, она даже однажды сказалаотцу, что не верит в любовь матери. Тогда, правда, это ее не очень волновало. Унее были Квинни и отец.

— Я думаю, ей нужен кто-то похожий на Джорджа… Он нераздражает ее и разговаривает о том, что ее действительно волнует, — осветской жизни. Он из тех людей, которые нравятся ей. Как ты думаешь, папа?Иногда я говорю ей, что люблю что-то, а ее это пугает. — Пакстон скореечувствовала, чем знала это, а Карлтон Эндрюз знал; но старался не разговариватьоб этом с дочерью.

— Она просто выражает свои чувства не так, как ты илия, — оправдывал он жену, усаживаясь в старое уютное кожаное кресло, накотором Пакстон любила раскрутиться до самого верхнего упора, до тех пор покаоно не угрожало слететь с резьбы. — Но это не значит, что у нее их нет. —Он чувствовал себя обязанным защищать жену, даже от Пакстон, хотя слова дочерибыли правдой.

Беатрис была холодна как лед. Обязательная, терпеливая,«хорошая жена» в своих собственных глазах. Она прекрасно вела домашнеехозяйство, была вежлива и добра к нему, никогда не обманывала, не кричала и темболее не изменяла — она была истинной леди. Но, как и Пакетом, он хотел знать,любила ли она кого-нибудь, кроме Джорджа, ведь даже с сыном она соблюдалаприличествующую дистанцию. Как бы ни был Джордж похож на нее, он не мог ждатьбольшей теплоты. Карлтон и Пакстон, как ни старайся, не получили бы иэтого. — Она любит тебя, Пакс.

Как только отец произнес это, Пакстон поняла, что это ложьради ее спокойствия. Она еще не знала, на что способна любящая женщина; КарлтонЭндрюз имел об этом куда более ясное представление.

— Я люблю тебя, папа. — Она бросилась к нему нашею, отметая все раздумья и сомнения. Она ничего не скрывала от него.