Книга Рискованная игра - Джулия Гарвуд

В Холи-Оукс не было ни тайн, ни секретов. В передовице сообщалось о расширении городской площади и грядущем праздновании столетнего юбилея в Эссампшин-Эбби. Автор не поленился упомянуть о том, как самоотверженно сестра Тома трудится в аббатстве, помогая все подготовить к знаменательной дате. Репортер назвал ее неутомимым и жизнерадостным добровольцем и пустился в детальные описания мероприятий, в которых она собиралась принять участие. В настоящий момент она не только намеревалась рассортировать всю свалку на чердаке для последующей «гаражной распродажи», но и скачать всю информацию старенького компьютера на новый, только что пожертвованный. В немногие свободные минуты она переводила с французского дневники недавно умершего священника, отца Генри Ванкирка.

Том усмехнулся и покачал головой, дочитывая панегирик сестре. Лорен вовсе не горела желанием взваливать на себя весь это груз. Бедняжка просто оказалась у аббатства в самое неподходящее время. Том как раз вышел на крыльцо и засыпал ее блестящими идеями. Врожденное великодушие не позволило ей отказаться.

К тому времени когда Том дочитал «Газетт», его промокший воротничок неприятно прилип к шее. Он отложил газету, в который раз промокнул лоб платком и совсем было решил закрыть исповедальню на четверть часа раньше, но тут же отказался от крамольной мысли. Попробуй он отважиться на такое, и гнев монсеньора неминуем. А ему совсем не улыбалось, после столь тяжелых испытаний выслушивать нотации.

По первым средам каждого третьего месяца, средам, которые он про себя называл пепельными[6], Том приезжал к монсеньору Маккиндри, старому, замшелому, морщинистому ирландцу с кривым носом, сломанным, очевидно, в давней драке. Маккиндри никогда не упускал возможности выжать из гостя за неделю всю возможную помощь. Том трудился с утра до вечера. Маккиндри был ворчливым, угрюмым занудой, но обладал золотым сердцем и сострадательной натурой, хотя сентиментальностью не отличался и твердо верил, что лень – мать всех пороков, особенно когда дом священника так нуждается в покраске. Тяжкий труд, по его словам, излечивает все, даже рак.

Иногда Том сам не понимал, почему так любит монсеньора и считает родственной душой. Может, потому что в обоих текла ирландская кровь, а может, из-за философских принципов старика считавшего, что только дураки горюют о том, чего нельзя исправить. Именно это убеждение позволило ему вынести бедствия, которые согнули бы даже Иова. Невзгоды Тома были детскими игрушками по сравнению с жизнью Маккиндри.

И он сделает все, чтобы облегчить бремя старика. Монсеньор так мечтал о встрече со старыми друзьями! Одним из них был аббат Джеймс Рокхилл, настоятель Эссампшен Эбби, непосредственный начальник Тома, другого, отца Винсента Морено, он никогда не встречал. Ни Рокхилл, ни Морено не пожелали жить в церковном доме вместе с Томом и Маккиндри, предпочитая роскошь жилища настоятеля церкви Святой Троицы, где горячая вода шла дольше чем пять минут, а в комнатах были установлены кондиционеры. Церковь Святой Троицы находилась в центре спального района по другую сторону границы, разделявшей штаты Миссури и Канзас. Очевидно, приход был довольно богатым, судя по количеству автомобилей, припаркованных на церковной стоянке по воскресеньям. Большинство прихожан церкви Милосердной Девы Марии приходили на службу пешком, поскольку не всегда имели деньги даже на еду.

В желудке у Тома заурчало. Он насквозь пропотел, умирал от жары и жажды. Сейчас бы не помешало постоять под душем и выпить баночку холодного пива. За все это время, что он просидел здесь, как индейка в духовке, не появилось ни одного грешника. Вряд ли в церкви вообще кто-то есть, если не считать Льюиса, который обожал прятаться в гардеробной и потягивать виски из бутылки, вечно лежащей в ящике с инструментами.

Том посмотрел на часы, обнаружил, что до заветного мгновения осталось минуты две, не больше, и, решив, что с него довольно, выключил свет в исповедальне и потянулся к занавеске. Но тут послышалось характерное шипение воздуха, издаваемое кожаной подушечкой под коленями кающегося. Звук сопровождался деликатным покашливанием.

Том немедленно выпрямился, вынул изо рта жвачку, обернул фольгой и, молитвенно склонив голову, поднял деревянную панель.

– Во имя Отца и Сына, – начал он, крестясь.

Несколько секунд прошло в молчании. Кающийся либо собирался с мыслями, либо с мужеством. Том поправил епитрахиль и стал терпеливо ждать.

Через решетку, разделяющую их, проникал запах туалетной воды Кельвина Кляйна «Обсешн» – характерный, тяжелый, сладковатый аромат. Том распознал его, потому что экономка в Риме подарила ему флакон на день рождения. Но, похоже, кающийся немного переборщил, потому что в исповедальне буквально нечем было дышать, а смешанный смрад плесени и пота буквально с ног сбивал. Тому казалось, что на голову надели пластиковый пакет. Он с трудом подавил подкатившую к горлу тошноту.

– Вы здесь, отец?

– Здесь, – прошептал Том. – Когда будете готовы признаться в грехах, начинайте.

– Это слишком трудно. В последний раз я был на исповеди год назад. Тогда мне не дали отпущения. Вы отпустите мне грехи сейчас?

Какой странный переливчатый выговор: певучий и неприятно контрастирующий с издевательским тоном.

Том мгновенно насторожился. Может, незнакомец просто нервничает из-за того, что давно не бывал в исповедальне? Или намеренно провоцирует его?

– Вам не дали отпущения?

– Нет, отец. Я обозлил духовника. И вас тоже, боюсь, рассержу. То, в чем я собираюсь исповедаться, шокирует вас. И вы взбеситесь, как прежний священник.

– Ничто из сказанного вами не рассердит и не шокирует меня, – заверил Том.

– Вы все это уже слышали раньше? Ведь так, отец?

И прежде чем Том успел ответить, незнакомец прошептал:

– Ненавидь не грешника, но сам грех.

Опять эти насмешливые нотки! Том негодующе нахмурился.

– Может, вы все-таки начнете?

– Да. Благословите меня, отец мой, ибо я согрешу. Сбитый с толку столь странной просьбой, Том наклонился к решетке и попросил мужчину повторить.

– Благословите, отец мой, ибо я согрешу.

– Вы хотите признаться в грехе, который только собираетесь совершить?

–Да.

– Это какая-то неудачная шутка или…

– Ни в коем случае, – перебил мужчина. – Я совершенно серьезен. Вы уже сердитесь?

Уши Тома резанул хриплый скрипучий смех, такой же резкий, как звуки выстрелов в ночной тишине.

– Нет, не сержусь. Скорее смущен. Надеюсь, вы понимаете, что невозможно получить отпущение за грехи, которых еще не успели совершить. Прощение дается лишь тем, кто осознал ошибки, искренне о них сожалеет и готов исправиться.

– Но, отец, вы еще не знаете, в чем заключаются мои грехи, как же можете отказывать мне в отпущении?