Книга Дикая звезда - Кэтрин Коултер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Брент быстро шагнул вперед и встал перед отцом.
— Отец, остановитесь! Пожалуйста, она не виновата, сэр. — Брент словно стал выше ростом, к нему вернулась его гордость. — Это я соблазнил ее, отец.
Я.., изнасиловал ее. Она ни в чем не виновата. Она не хотела меня.
Эйвери Хаммонд остановился на полпути к Лорел, сотрясаемый гневом, когда смысл слов сына дошел до его сознания. Его красавец сын, его плоть и кровь, его гордость… О Боже… Смутно, словно издалека, он слышал, как тихо всхлипывала жена. Брент, его сын…
Необузданный, не контролирующий себя, юный. Безудержный, каким был он сам в этом возрасте. «Но она же моя жена», — сверлило в мозгу.
— Бесчестный бастард! — пронзительно выкрикнул отец. Он почувствовал, как кровь прилила к вискам. Подняв плетку, он с силой ударил сына. Плетка рассекла тому лицо.
Брент ощутил жгучую боль, но не пошевелился. Он почувствовал на щеке теплую кровь, которая тут же стала стекать каплями с подбородка на ковер. Ему вдруг пришло в голову, отмоется ли кровь с дорогого турецкого ковра его матери.
— Я больше не желаю тебя видеть, — проговорил Эйвери Хаммонд, опуская плетку. Рука его дрожала. О Боже, он изуродовал сына! Брент ни на миг не отрывал взгляда от его лица, и Эйвери почувствовал, как внутри у него что-то умерло. Он снова представил себе могучее тело сына, энергично поднимавшееся и опускавшееся между ног его собственной жены. — Ты недостоин стать моим наследником. Я отрекаюсь от тебя. Живи с этим позором весь остаток жизни. И прочь отсюда, до захода солнца, иначе я тебя убью.
Брент был не в силах сдвинуться с места.
— Вон отсюда, и будь ты проклят!
Брент медленно прошел мимо отца и вышел из спальни. До ушей доносились тихие рыдания Лорел и тяжелое дыхание отца.
Он не чувствовал боли от раны на рассеченной щеке. Не чувствовал ничего, кроме полной опустошенности.
Сан-Диего, Калифорния, март 1853 года
Ленч начинался достаточно спокойно. Элис Девит накладывала в тарелки тушеное мясо, а Байрони ставила их перед братом и отцом. Вот уже три месяца, как добрейшей толстухе Марии пришлось покинуть этот дом. Они не могли позволить себе платить ей даже нищенское жалованье.
За столом все молчали, и Байрони радовалась этому молчанию. Любое нарушение тишины обычно было чревато неприятностями. Однако, взглянув на отца, Мэдисона Девита, она подумала, что этого не миновать. Он крошил мягкую маисовую лепешку, а его мясистые скулы подергивались. Взрыв не заставил себя ждать.
— Ленивая сука! — зарычал он на жену. — Человеку нужна еда, а ты суешь мне эту дрянь!
Глиняная миска, полная вкусного тушеного мяса, полетела через всю столовую в отмытую добела стену.
Куски мяса и овощной гарнир посыпались на буфет красного дерева, который был самой дорогой частью мебели, доставшейся ей от матери.
— Ты принимаешь меня за свинью, пичкая такими помоями?
На этот риторический вопрос ответа, разумеется, не требовалось, но Элис Девит обиженно возразила тихим голосом:
— Это отличная говядина, Мэдисон. Я думала, тебе понравится.
— Молчать! С каких это пор ты стала позволять себе что-то думать, набитая дура?
Мэдисон Девит чуть отодвинулся от стола и принялся расстегивать свой толстый кожаный ремень. Тяжелое лицо побагровело от гнева, и над небрежно повязанным шейным платком запульсировала набухшая жила. Байрони не могла сдержаться. Она встала со стула, подошла к другому концу стола и остановилась рядом с матерью.
— Оставьте ее в покое, отец, — дрожа проговорила она. — У вас плохое настроение вовсе не из-за мяса. Вы раздражены потому, что дон Педрорена продал свой скот по более высокой цене!
— Сядь на место и заткни свою глотку, — вмешался Чарлз, с интересом поглядывая на отцовский ремень. Сам он не пробовал его лет с тринадцати. Скрестив руки на груди, он откинулся на спинку стула. — Дон Педрорена — отъявленный лгун и вор, и вообще все они мерзавцы, эти калифорнийцы. Когда-нибудь…
Байрони повернулась к брату:
— Они вовсе не мерзавцы, и ты это прекрасно понимаешь! Вы просто завидуете им, оба — и ты, и отец! Если бы хоть у одного из вас была капля…
Она не закончила фразу. Мэдисон Девит, размахнувшись, ударил дочь ремнем по спине. Она отшатнулась, вскрикнув от боли. Элис тихо запричитала, не зная куда деть свои беспомощно задрожавшие руки.
Вмешаться она не решилась, зная, что это не довело бы до добра. Она почувствовала боль от удара, доставшегося ее доброй дочери, которую она всю жизнь пыталась защищать.
— Ты такая же бестолковая, как и твоя мать, — прогремел Мэдисон и хлестнул ее ремнем по плечам. — Обе вы потаскухи! Бог, спаси меня от женской глупости!
— Не Бог! — резко выкрикнула Байрони. — Дьявол!
От следующего отцовского удара разорвался дешевый материал платья. Она упала на колени, закрывая руками голову и лицо.
— Отец, — заговорил Чарлз, спокойно потягивая виски. — Смотри не изуродуй ее. Не ты ли говорил, что за нее можно получить хорошие деньги? Ты же понимаешь — какому мужу понравятся рубцы да шрамы!
Мэдисон Девит успел ударить еще раз, прежде чем слова сына дошли до него. Тяжело дыша, он отошел от дочери.
— Муж, которому она достанется, увидит ее спину, когда будет уже поздно, — заметил он, но от нового удара удержался. — Поднимайся, ты, маленькая шлюха, — бросил он дочери. И перевел мрачный взгляд на сжавшуюся от страха жену:
— Дай мне чего-нибудь поесть, женщина, только не этой требухи.
Он продел ремень через шлевки штанов и, исчерпав заряд ярости, снова уселся за стол, чтобы выпить вместе с сыном очередной стакан виски.
Байрони медленно пошевелилась и встала на колени. Она чувствовала себя оскорбленной и измученной нравственно и физически, а глаза ее застилали слезы ненависти. «И почему только я не держу язык за зубами?» — злясь на себя, думала она, понимая, что не могла смолчать. Должна была защитить мать. Ведь ее-то мать защитила, и она жила спокойно, пока полгода назад не вернулась в Сан-Диего после смерти своей тетки Айды в Бостоне. Старшая сестра матери всегда отвечала на вопросы девочки одними и теми же словами: "Твой отец — тяжелый человек, дорогая.
Тебе лучше оставаться здесь, у меня. Ты же знаешь, этого хочет и твоя мама".
Тяжелый человек! Боже, да этот человек был помешанным, и теперь, когда стало не хватать денег, вспышки гнева участились. Он побил ее уже три раза после ее возвращения. Байрони закусила нижнюю губу, чтобы не расплакаться от боли и от беспомощной ярости. Это лишь снова привлекло бы к ней внимание отца. Байрони тихо поднялась и выскользнула из столовой. Она услышала, как рассмеялся отец в ответ на какую-то реплику Чарли.