Книга Три метра над небом. Трижды ты - Федерико Моччиа

– Она будет счастливой.

– Да, я рада, что сделала это. – Она берет меня под руку, кладет голову мне на плечо. – Повезешь коляску?

– Конечно.

Мы начинаем идти по длинной аллее, ведущей вниз, к выходу из парка «Вилла Глори». Джин гладит меня по руке.

– Я тебя так любила. Мы были бы прекрасной парой. Жаль, что больше нет времени. А теперь поедем к моим родителям. Там мы оставим Аврору.

– Да, хорошо.

– А потом ты отвезешь меня в больницу.

139

Мне удалось договориться, и мне предоставили комнату в «Куизизане», самую лучшую из всех, какие только были. Она маленькая, но можно держать Аврору в соседней комнате. Вначале Джин очень беспокоилась.

– Но как мне справиться с бутылочкой и молоком? У нас его достаточно? Надо проверить, чтобы с ней был тот, с кем она ладит; я замечала, что другие ее раздражают. А потом, когда настанет время ее прикармливать, надо будет давать ей овощной бульон, детские смеси, рисовую муку, нам надо будет спросить у педиатра, какую именно…

– Любимая, я принес все, не беспокойся, мало-помалу все организуем.

– Меня не будет, меня не будет.

И она начинает плакать. Я обнимаю ее, крепко прижимаю к себе и на самом деле не знаю, что ей сказать. Я чувствую себя таким бессильным, таким бесполезным. Потом Джин успокаивается.

– Прости меня. Так не годится. Я хочу, чтобы у тебя остались обо мне хорошие воспоминания, этого больше не повторится.

– Что бы ты ни сделала, ничего ни меняй. Не волнуйся, будь собой, будь, какой тебе хочется, как ты всегда и делала. Это мне всегда в тебе так нравилось. Не меняйся.

Тогда она мне улыбается и берет ключ.

– Пойдем в палату.

В следующие дни ее навещают все по очереди. Папа, мама, Элеонора, Илария, ее брат Люк с Каролиной, другие ее близкие подруги, Анджела, Антонелла, Симона, бабушка Клелия, Адельмо, сын дяди Ардизио, и даже Мария Линда, с которой Джин училась в университете. Профессор Милани заходит два раза в день, он всегда держится изысканно и учтиво, но понятно, что он не может нам сказать ничего, что отличалось бы от того, что мы, к сожалению, знаем.

В понедельник утром профессор подходит ко мне.

– Мы были вынуждены увеличить ей дозу морфия, так она будет испытывать меньше боли, мне кажется жестоким заставлять ее страдать.

Я не могу сказать ничего другого, кроме «да».

В полдень приходит отец Андреа.

– Как дела, Стефано?

Но я не знаю, что ответить, и ограничиваюсь лишь тем, что немного наклоняю голову и так и стою, глядя в пол. Тогда он кладет руку мне на плечо.

– Мне так жаль. Судя по всему, у Господа на нее другие планы.

– Да.

Мне вспоминается моя мать. Все это я уже переживал, но только, когда она была на последнем издыхании, я и не знал, что все было так плохо.

– Однако жаль, что Он больше нас не изумит каким-нибудь чудом…

Отец Андреа смотрит на меня, но ничего не говорит, а потом пожимает плечами.

– Хорошо, пойду ее навещу.

Он входит в палату Джиневры один и остается там больше сорока минут. Когда он возвращается, я замечаю, что он не так напряжен, как раньше. Он даже улыбается. А потом подходит и обнимает меня.

– Джин сильнее всех нас. Она меня уже удивляла в прошлом, но теперь она меня просто ошеломила. Она необыкновенная. Мне надо идти. Если будет что-то нужно, созвонимся. А потом… Дашь мне знать, как она захочет, чтобы мы сделали.

И он уходит.

А потом… Когда произойдет это «а потом…»?

Я быстро просыпаюсь и, покормив Аврору, вхожу в палату Джин. Она уже проснулась и завтракает в постели.

– Добрый день, хорошо спала?

– Отлично.

Профессор сказал, что ей может быть лучше благодаря морфию.

– Ну и хорошо, я рад. Сегодня утром, к сожалению, я не могу не пойти на работу. Ренци назначил встречу с новым директором отдела сериалов, чтобы сначала устроить собрание, а потом – обед. Ну и что же произошло? Да то, что у него, именно у него, у «пунктуального» Ренци, уже, оказывается, были дела, но он забыл.

– Значит, не такой уж он пунктуальный. Тем лучше, а? Ты же сам говорил, что иногда он кажется тебе марсианином, и это беспокоит…

– Да, правда.

На самом деле я думаю, что это, видимо, снова из-за передряг с Данией Валенти, но я ему ничего не сказал; я последний, кто мог бы осуждать то, что делается из-за любви.

– Хорошо, я пойду. Но по любому случаю ты мне все равно звони. Я сказал санитаркам, чтобы они помогли тебе с Авророй, если тебе будет нужно. Там есть Клаудия, медсестра. У нее двое маленьких детей, она молодая и будет счастлива это сделать.

– А она симпатичная?

– Нет, Джин, она совсем не симпатичная. Но она наверняка профессионал, да и к тому же я ей заплатил, чтобы она ей была.

Я подхожу поближе и целую ее.

– Увидимся позже.

– Да.

Я тихо закрываю дверь. Меня заставила улыбнуться ее ревность. Это у нее получилось само собой. Мне бы хотелось, чтобы все было проще, но как это может быть? Я сажусь в машину и еду в офис.

Джин осталась одна. Она посылает со смартфона эсэмэску с указаниями. Потом встает и идет посмотреть на Аврору. Малышка спокойно спит, в палате тепло. В этой клинике все устроено безупречно. Джин подходит к окну и смотрит вниз. За домом – аллея с несколькими живыми изгородями и садик – небольшой, но с маленьким розарием. Все такое ухоженное, до мельчайших деталей. Медсестры всеми способами стараются, чтобы пациенты чувствовали себя удобно, чтобы не было проблем, не было никакого шума. Может, именно поэтому Аврора так много спит. Потом Джин возвращается в палату, идет в ванную, принимает душ и переодевается. Несмотря ни на что, она старается быть элегантной. Она смотрит на себя в зеркало и красится. Она рада, что волосы у нее выпали не совсем, хотя и поредели по сравнению с тем, какими они были раньше.

Через десять минут слышится стук в дверь.

– Можно?

– Войдите.

Джин улыбается Джорджо Ренци.

– Я приехал как можно скорее. Как только ты прислала мне эсэмэску, что Стефано ушел, но на самом деле я уже был в дороге, правда, на площади Эвклида возникла небольшая пробка. А теперь скажи мне все. Что я могу сделать?

– Смотри, это очень просто.

Джин начинает объяснять, что ему может потребоваться; ей кажется, что это самое лучшее решение.

Ренци не знает, что сказать. Этого он никогда не ожидал. Ему немного неловко.