Книга Над Тиссой. Горная весна. Дунайские ночи - Александр Авдеенко

Ночью человек, скрывавшийся в домике, вышел из убежища и минут десять просидел на крылечке. Крупная стриженая голова. Заросшее худое лицо.

Гойда узнал скрывающегося человека. Это был настоящий Кашуба.

А спустя несколько дней небольшой пароход «Бреге» спускался с верховьев Дуная. На траверзе Тополиного судно замедлило ход. С острова сейчас же ответили вспышкой ручного фонарика. Спустя некоторое время с парохода в дунайскую воду упали какие-то громоздкие предметы.

Груз утонул, не оставив на поверхности буя.

Как только пароход скрылся, бакенщик сел в лодку, выгреб на фарватер Дуная, прошел над тем местом, где была затоплена «посылка».

С первыми лучами солнца Сысой Уваров снова был в лодке. Поехал в город. Сделав свои Обычные покупки, он по дороге на пристань заглянул на почту, опустил в ящик письмо. Адресовано оно было в Явор, в монастырь, садовнику Петру Михайловичу Кашубе. На листке, вырванном из тетради, Сысой Уваров написал:

«Здорово, Петро! Низко кланяется тебе и шлет дунайский привет твой однокашник и кум Сысой Уваров. Живы мы пока и здоровы. Того и тебе желаем. Правда, ты не стоишь доброго слова. Уехал и как в воду канул. Почему не аукнешься? Неужто не тянет на родной Дунай? Неужто прикипел к каменным горам и праведницам? Если так, пропащий ты человек. Эх, Петра! Рыба кишит в Дунае, как чирва, сама в котел просится. С холодных стран прилетела всякая крылатая вольная тварь. Пеликаны на своих ходулях прохаживаются по мелководью, охотятся на плотву. На заре в плавнях трубят лебеди. В садах ветки гнутся от яблок, груш, айвы. На баштанах лопаются дыни-дубовки. Жаром горят кавуны. В бочонке пропиталась рассолом дунайская селедка…

Что, потекли слюнки, прихлебатель монашеский? Приезжай! Для тебя припас в холодной копанке белоголовую. Фу, умаялся уговаривать!

Жду. С тем и до свидания.

Сысой».

Между строк этого письма особым составом сообщалось главное: «Сегодня ночью вторая партия груза благополучно доставлена. «Дядя» известил: со дня на день я должен ждать гостя. Поживет у меня недели две, сделает свое дело и переедет к вам. Приготовьтесь! Пароль: «Говорят, вы хорошо лечите виноградную лозу, зараженную трутовиком». - «Лечат людей, а виноград, зараженный трутовиком, выкорчевывают и сжигают». Срочно подтвердите получение сего».

Шатров и Гойда точно установили и отметили на карте место, где был сброшен какой-то груз с чужого парохода «Бреге», - тихая дунайская протока, прикрытая с одной стороны необитаемым островком, с другой - глухими плавнями.

Глядя на реку чуть прищуренными глазами, Шатров подумал вслух:

- Интересно, какой еще «подарок» послали нам фюреры американской разведки?

- Разрешите нырнуть и посмотреть? - сказал Гойда и начал раздеваться.

- Васек, ты здорово преувеличиваешь свои возможности, - Шатров посмотрел на помощника и усмехнулся. - В этом месте Дунай так глубок и быстр, что дно его может прощупать только очень опытный ныряльщик в полном подводном снаряжении.

- Что же делать?… Давайте пригласим ныряльщика с аквалангом из Москвы или Севастополя.

- Долго ждать. Опасно терять время. Найдем здесь, в Ангоре.

- А разве он здесь есть?

- Есть. Да еще какой!.. Неужели не слыхал о Капитоне Черепанове?

- Черепанов?… Нет, не слыхал.

- Удивительный человек. Здешний, с Лебяжьего острова. Рыбак. Сын русского помора, Ивана Черепанова, когда-то скитавшегося по Румынии и осевшего в гирле Дуная. Иван охотился, рыбачил. Женился на рыбачке Ладе. Через год у Лады и Ивана появился сын Капитон. В десять лет Капитон Черепанов потерял отца и попал к немцам-колонистам. Бездетным Раунгам понравился белобрысый пастушонок, они усыновили его, переименовали в Вильгельма. Совершеннолетнего Вильгельма, немца, подданого Румынии, мобилизовали в королевским румынский флот. В разгар войны он, как немец и лучший на флоте пловец и ныряльщик, был послан в секретное соединение «К», на север Италии в Доломитовые Альпы. В Вальдао, в закрытом бассейне, итальянцы, первые ныряльщики Европы, первые подводные диверсанты, передавали немцам свой боевой опыт. Через несколько месяцев Вильгельм Раунг и вся школа перекочевали в Венецианский залив, на остров… Да, я не сказал тебе самого главного: еще в самом начале войны Капитон стал членом патриотической подпольной организации «Романо».

- Он и теперь ныряет? - спросил Гойда.

- Когда нужно, то ныряет.

- Интересно!.. Потомок беглого русского помора… Усыновлен румынскими немцами… Член подпольной организации «Романо». Боец секретного соединения «К»… Расскажите о нем подробнее, Никита Самойлович!

- Это длинная история. Но ты должен все знать о Дунае Ивановиче. Так вот!..

«Джулия» скользила по жемчужно-зеленой воде лагуны. На островах раскинулась Венеция - старинные дворцы и церкви, каменные щербатые улочки, шумные траттории, темные от времени и сырости дома, отраженные черным зеркалом каналов.

В лучах лунного света сверкала песчаная коса, отделяющая лагуну от Адриатики. Там, где она расчленялась проливами, вставали прямо из воды курортные городки Порто-Лидо и Порто-Маламоко.

Высоко проносились облака, то закрывая, то открывая круглый чеканный месяц. Его негреющий, пронзительный свет холодно поблескивал на чешуе еще живой, трепещущей рыбы, на кожухе мотора, стальных крючьях и стеклянных поплавках выбранной сети.

Чезаре Браттолини сидел на корме, чуть пошевеливая рулем, и, подгоняемый приливом к берегу, думал о море, о его богатствах, о своей бедности, о войне. Военный разбой всегда приносил людям беды, а они все еще дерутся, губят свои жизни, свой труд, теряют сыновей.

Кулаки Чезаре сжимаются. Как живые, предстают перед ним сыновья.

Джанни любил играть на гитаре, любил девушек, и они любили его, любил песни, любил море. А Муссолини сделал его пехотинцем и погнал в Абиссинию. Там все ему было чужое. Погиб. За что?

Леонардо ковал якоря и цепи, дворцовые решетки, похожие на черные кружева. Его оторвали от любимого дела, обучили метать огонь и погнали на далекий север. В ледяной степи на Дону он и сложил свою голову. А за что? Зачем ему холодная, чужая Россия, когда у него был солнечный Венецианский залив, Адриатика, Средиземное море?

Джузеппе, гондольер, не пошел по дороге старших братьев. Скрылся в Альпах, стал партизаном.

При мысли о младшем сыне на сердце старого рыбака потеплело.

- Салют, отец!

Отец?… Не может быть. Послышалось. Ни единой души вокруг. Только облака, луна, застывшая вода лагуны и темная Венеция на горизонте.

- Салют, отец! Добрый вечер!

Голос прозвучал сильнее, увереннее - зычный, чуть хрипловатый, как у Джузеппе и у всех людей, выросших на неспокойной морской воде.

Чезаре быстро обернулся.